Уже в кабине отец проворчал:
— Я завезу тебя домой, Рекс.
— Зачем? Куда вы едете?
— Не можем же мы на всю ночь оставить ее в кузове грузовика, сын. — Кроме сарказма, Рекс уловил в голосе отца сочувствие. — Только ничего не рассказывай маме. Я это сделаю сам.
— Да, сэр.
Слово «сэр» выскочило у него неожиданно. Иногда Рекс называл так отца, когда тот из владельца ранчо превращался в правоохранителя.
— Мы потревожили место преступления, верно? — спросил Рекс, обращаясь уже к шерифу.
— У нас не было другого выхода. Мы не могли ее там оставить.
— Почему? — угрюмо поинтересовался Патрик.
Отец поднял глаза к зеркалу заднего вида и несколько раздраженно бросил:
— Подумай сам. Забыл о койотах?
Рекс вздрогнул и сгорбился на сиденье.
— Снег уничтожит такие улики, как следы, — продолжал отец, — но он может кое-что сохранить.
— Например?
— Понятия не имею, Патрик. Увидим, когда растает.
— Папа, ты думаешь, что ее убили? — вырвалось у Рекса.
Отец не ответил на его вопрос. Вместо этого он произнес:
— Похоже, ее изнасиловали.
Изнасиловали… Это произнесенное вслух слово шокировало Рекса.
Он снова увидел красные потеки на бедрах, розовый снег под ней.
Это многозначительное слово повисло в холодном воздухе кабины. Казалось, отец ожидает реакции сыновей на свое заявление.
— А как же новорожденные телята? — спросил Патрик.
— Мы уже ничем не сможем им помочь, — отозвался отец.
— Мы их потеряем, — настаивал Патрик, как будто не было ничего важнее этого.
Рекс не выдержал и обернулся к брату.
— Она умерла, Патрик! — яростно прошипел он.
— Ну и что? Заткнись.
— Ну и что?
Патрик пожал плечами и отвернулся, уставившись в окно.
— Говнюк!
Рекс резко развернулся и с силой откинулся на спинку сиденья.
Отец не стал вмешиваться, предоставив сыновьям переваривать собственные эмоции, и сосредоточился на скользкой и опасной дороге домой. Покосившись на него, Рекс отметил мрачно стиснутые губы и нахмуренный лоб. Это могло говорить как о том, что отец напряженно думает, так и о его переживаниях из-за девушки. Впрочем, это точно так же могло объясняться плохой погодой. Рекс никогда не умел распознавать чувства отца, если только это не был гнев на сыновей. Похоже, гнев был единственной эмоцией, которую Натан Шелленбергер умел выражать открыто, не считая сдержанной и исполненной самоиронии заботы о близких. Более тонкие его чувства были скрыты от окружающих. Возможно, он предоставил проявлять их матери мальчиков, чувствительности которой хватало на всех.
Подъехав к дому, Натан Шелленбергер миновал входную дверь и остановился возле хлева.