— Не чушь, — сказала она. — Я и пришла, чтобы покончить. Больше не приду. Вот только погляжу и… Ничего, ты скоро забудешь, что случилось. И ты меня жестоко не суди.
— Да я и не думаю, — улыбнулся. — Ну, давай выпьем немножко «немешанного кадара».
— Давай, — улыбнулась она влажными глазами. — Только давай будем здесь. Никуда не пойдем.
Я расчистил стол от следов ночной работы и поставил на него что было.
— Что ты собираешься делать в ближайшие дни?
— Пока ничего. Дня через три уеду.
— Куда?
— В Ольшаны, по делу. Это под Кладно. Деревня.
— Надолго?
— Недели на три, может, на месяц.
— Ну вот, значит, прощай. Может случиться, что и встретимся. Случайно. Кто знает, где оно, что и как.
— Послушай, Зоя. Я тебе еще раз говорю…
— Не говори глупостей. И не повторяй этого. Сам знаешь, женская слабость. Но только не со мной. Я уже решила.
— Не буду. Хотя мне плохо. Но, возможно, я смогу переубедить тебя.
— Посмотрим, посмотрим…
Странные, странные глаза.
— А что ты эти дни делал?
— Да тут головоломку одну древнюю решал.
— И решил?
— Не совсем. Не до конца.
— Ну, помогай тебе бог. Пусть тебе повезет. Ты же, смотри, возьми теплые носки. Несколько пар. В деревне еще слякоть. Блокнотов пару. Сигарет. Кофе растворимого, потому что там не достанешь. И ручек пару заправь. И пленок возьми для аппарата. И нож. И бритву.
Что-то нарочитое и неуверенное было в этой заботливости. Так, наверное, жена отправляет в дорогу мужа, изменив ему или зная, что непременно изменит, что высший, непреклонный рок неотвратимо ведет ее к этому.
— Все возьму, — сказал я. — У меня список. Я — опытный командированный. И вообще… методичный старый холостяк.
— Не надо тебе больше им оставаться. Слышишь, прошу тебя. Плохо это кончается.
— Ну, конечно, кто женится — у того жизнь собачья, зато смерть человеческая, а кто нет — у того собачья смерть, зато жизнь человеческая, — неудачно пошутил я.
— При нынешних родственных чувствах и смерть не всегда бывает человеческая, — подхватила она.
— Да что с тобой?
— Плачу, — ответила она. — И над тобой. И над всеми. — И вдруг поймала в воздухе выключатель бра, нажала на него.
— Иди ко мне, — голос был хрипловатый и отчаявшийся. — Последнее наше с тобой… мгновенье… Прости меня.
В тоне ее было что-то такое, что нельзя, невозможно было сказать «нет».
* * *
Через час я провожал ее. И сколько ни убеждал ее, чтобы она осталась, сколько ни уговаривал, сколько ни говорил, что завтра сам пойду к ее мужу, она, бледная, только отрицательно качала головой.
— Не провожай меня. Ну вот, я не хотела, чтобы не было этого вечера, чтобы не вспоминал. А теперь я пойду. Я страшно устала.