— Я не знаю, — признался Талос
Октавия вздрогнула.
— Там где мы плавали прежде, даже вдали от Астрономикона… даже до тех мест дотягивался тусклый свет маяка Императора, и неважно, как далеко от него мы заплывали. Можно было увидеть тени и формы, скользящие по волнам. Безликие демоны, плывущие в текучих мучениях. Здесь же я не вижу ничего. Ничего общего с тем, как меня учили находить путь через шторм. Это как идти вперед вслепую в поисках спокойных путей там, где завывания ветров стихают на мгновение, если стихают.
На мгновение его поразило сходство её впечатлений и ощущения падения в его собственные видения
— Мы добрались, — сказал он. — Ты отлично справилась.
— Я ощутила что-то еще. Едва уловимое. Их присутствие теплее варпа вокруг. Будто чьи-то глаза смотрели за мной, когда я подвела корабль ближе.
— Надо полагать, за нами следили?
Октавия пожала плечами
— Я не знаю. Это был лишь один из вариантов безумия среди тысяч прочих.
— Мы прибыли. Это имеет значение, — очередная пауза повисла между собеседниками. На этот раз её прервал Талос.
— Давным-давно у нас здесь была крепость. Замок из черного камня и витых шпилей. Однажды ночью он привиделся примарху, и сотни тысяч рабов были отправлены строить его. На это ушло почти двадцать лет.
Он прервался, и Октавия смотрела на бесстрастный череп на лицевой пластине. Талос выдохнул в вокс-репродуктор.
— Внутреннее святилище называлось Вопящей Галереей. Кто-нибудь тебе о ней рассказывал?
Она покачала головой.
— Нет, никогда.
— Вопящая Галерея — это метафора своего рода. Мучения бога, выраженные в крови и боли. Примарх хотел переделать внешний мир в соответствии с пороком в собственном сознании. Стены были из плоти: людские тела составляли часть архитектуры, сформированные больше колдовством, нежели мастерством. Полы были устланы коврами из живых лиц, поддерживаемых севриторами-кормильцами.
Он покачал головой. Воспоминания были слишком живыми, чтобы когда-нибудь исчезнуть.
— Вопли, Октавия. Ты никогда не слышала ничего подобного. Они никогда не смолкали. Люди в стенах, стенавшие и пытавшиеся вырваться. Лица на полу рыдали и кричали.
Она заставила себя улыбнуться, хоть ей и не хотелось.
— Это звучит как варп.
Он взглянул на нее и проворчал в знак согласия.
— Прости меня. Ты знаешь, на что похож этот звук.
— Самое скверное в том, что со временем привыкаешь к этому стенающему хору. Те из нас, кто посещал примарха в последние десятилетия его безумия, провели достаточно много времени в Вопящей Галерее. Звук всей той боли становился терпимым. Вскоре, ты начинал замечать, что он доставляет тебе удовольствие. Было легче размышлять, будучи окруженным грехом. Страдания по началу теряли свое значение, но после становились музыкой.