С ходу вырулив на шоссе, Савельев на грани ДТП полетел назад к Санкт-Петербургу. Странно, но пока день складывался для ликвидатора по-настоящему удачно, потому как не оказался Юрий Павлович в кювете, не налетел на радар гаишников, а, благополучно выехав на Пулковское шоссе, остановился на обочине и занялся своей внешностью.
Изобразив с помощью марли и большого количества лейкопластыря обширную травму носа, он на всякий случай забинтовал еще и голову, сразу же сделавшись похожим на раненого комиссара, после чего с отвращением глянул на себя в зеркало — ну и урод. Мать-покойница не узнала бы его сейчас. Внимательно осмотрев одежду, Савельев в который раз посмотрел на часы, покачал головой и начал выруливать на трассу.
Гаишник, бдивший возле КПП, посмотрел на ликвидатора пристально, однако тормозить не стал — с убогого взятки гладки, а Юрий Павлович тем временем развернулся, сразу же ушел направо и быстро покатил по направлению к зданию старого аэровокзала, нынче именуемого гордо международным аэропортом «Пулково-2». Машину он запарковал в самом дальнем углу площадки, нацепил на обезображенную физиономию темные очки и, мастерски хромая на обе ноги сразу, поковылял в зал прибытия.
Самолет из Амстердама приземлился минут пятнадцать назад. Ощущая на себе недоуменные взгляды встречающей толпы, ликвидатор поплелся к мгновенно освободившемуся месту и, усевшись с видимым усилием, посмотрел по сторонам. Разные люди присутствовали. Крутые россияне для усиления своей крутизны небрежно общались друг с другом по сотовым телефонам, те, кто попроще, прильнув к смотровым щелям в закрашенном стекле, с увлечением взирали на процесс таможенного шмона, а суровый дядька с двумя подбородками и четырьмя телохранителями вообще в зал не вышел — западло было — и в ожидании самолета томился в шестисотом «мерседесе», запаркованном под знаком: «Остановка запрещена». В его сторону с ненавистью и разочарованием посматривал из патрульного «жигуленка» гаишный капитан, в целях обеспечения себя куском хлеба с маслом расположившийся неподалеку и решивший с наглым нарушителем не связываться.
Савельев прождал минут сорок, пока наконец по толпе не прокатилось:
— Наши пошли, — и не показались первые счастливцы, благополучно миновавшие таможенные препоны любимой родины.
Вскоре Юрий Павлович увидел своего двойника Мишаню — в хорошем кожпальто, с густым хвостом на затылке. Поймав его на выходе, он дребезжащим тенором поинтересовался:
— Виноват, это вы Михаил Петрович Берсеньев?
Глаза того недоуменно расширились, а Савельев, не дав ему и слова сказать, сразу протянул руку: