* * *
«Что за командировка у него вдруг ни с того ни с сего случилась, что за командировка?» Эта мысль заставляла Марию ворочаться в кровати без сна, хотя шел третий час ночи. Вот и Алехандра уже погасила свой ночник и мирно уснула в спальне напротив. Она доверчивая, эта дурочка Алехандра: раз муж сказал – командировка, значит, так оно и есть.
– Он же журналист, Мария, – Алехандра гладила ее по руке, другой рукой придерживая свой безразмерный живот. – У него случаются срочные командировки, важные встречи, неотложные дела. Все будет хорошо.
Да-да, срочные, понятно, но не настолько же, чтобы после ужина, коротко ответив на какой-то телефонный звонок, он вдруг сказал: «Не волнуйтесь, но мне надо срочно уехать. Вернусь через два дня». Хотя еще час назад жарил мясо, что-то напевал и время от времени целовал и щекотал за ухом смеющуюся Алехандру. И никуда не собирался…
Что такое? Мария села в постели и прислушалась. Это за окном что-то? Иногда такой пронзительный стон услышишь, что сердце в пятки уходят, а это всего-навсего коты. Весна, что поделаешь… Да нет, не за окном. Это Алехандра стонет! – догадалась Мария. Матерь Божья, только не… Ей же не меньше трех недель до родов. Что? Что?
Алехандра сидела на края кровати, свесив ноги, и темными расширенными глазами смотрела на мокрый подол своей ночной сорочки, на бурое пятно на простыне. Из нее извергались воды, по животу шла рябь, и хруст тазовых костей был таким, что его слышала даже Мария. Алехандра рожала – вот прямо сейчас, здесь, в третьем часу ночи, в своем мадридском доме. Рожала так стремительно, что Мария поняла: ей сейчас придется выбирать – принимать роды или бежать к телефону.
– Ничего… – сказала она, перекрестилась, взяла Алехандру за ноги и основательно усадила на кровати, подложив подушки под спину. Включила весь свет, вытащила из шкафа чистые простыни. После чего, сказав Алехандре: «Если хочешь кричать – кричи», отправилась на кухню за водой. Проходя мимо телефона, протянула было руку, чтобы позвонить в больницу, пробормотала: «Ничего», – и взгромоздила на плиту пятилитровую чугунную кастрюлю, полную до краев. Ну не умница ли она – набрала воду с вечера, когда услышала от женщин в бакалее, что выше по бульвару прорвало водопровод.
От пронзительного крика Алехандры зазвенели бокалы в буфете. Мария бросилась в спальню с мокрыми руками, на бегу закатывая рукава и повторяя про себя: «Ничего, ничего…» Впервые ли ей роды принимать? Не впервые. Хотя – двойня… Ну, ничего, ничего…
Алехандра слышала, конечно, и даже неоднократно, что роды – это очень больно. Но почему никто ей не сказал, что