Андрес торопился к ужину. В левой руке нес большую упаковку подгузников, правой прижимал к груди птичью клетку с двумя рисовыми амадинами, серенькими, красноклювыми, беспокойными от неизвестности. Алехандра до сих пор равнодушно относилась к домашней живности, а вчера вдруг возжелала птиц на веранду. Точнее, для начала Алехандре захотелось устроить на веранде специальный чайный стол, а уж потом ей в голову стали одна за другой приходить сопутствующие дизайнерские идеи – скатерть из русских кружев, птицы в клетке. Мария спрашивала, не подойдут ли, на худой конец, каталонские кружева для такого дела – уж вроде бы не такая редкость, как какие-то… как ты говоришь, Алехандра? Вологодские? Так вот, не такая уж заморская диковинка, как эти твои вологодские, убеждала Мария. Но Алехандра твердо стояла на своем и даже в ближайшее время собралась посетить русский культурный центр на предмет приобретения кружев. Может, их каким-то образом можно переслать, рассуждала она. Наложенным платежом, например… Видимо, идея чаепития оформилась у нее как сугубо русская идея, а всему виной, как понял Андрес, томик Тургенева, который валялся в детской. Когда дети спали, Алехандра читала урывками, минут по двадцать, пока красавицы не начинали разевать розовые ротишки и призывать маму по поводу и без. Из всех развлечений больше всего девочки любили, чтобы их брали на руки. Родительским теплом они питались примерно так же, как материнским молоком или, скорее, так, как зеленый лист поглощает солнечный свет – всей поверхностью. В ответ они, по всем правилам фотосинтеза, заполняли пространство настоящим первосортным кислородом – Андрес с Алехандрой дышали и не могли надышаться их кожей, сладким младенческим дыханием, запахом их прозрачных льняных волос.
Андрес остановился – вдруг почему-то перехватило дыхание. Алехандра простит, наверное, если он сделает пятиминутный перекур. Клетку и неудобный пакет с памперсами он поставил на траву, разогнулся и увидел в конце аллеи знакомый двухместный экипаж своих малышей. Мария катила коляску, Алехандра шла рядом. Вот она заметила его, радостно взмахнула руками. Вот она уже бежит к нему по аллее, в длинной черной юбке, в плетеных сандалиях. Еще несколько секунд – и она повиснет у него на шее. Вот ее волосы, завязанные в узел, распутываются и освобождаются от шпилек. И в этот момент боковым зрением Андрес видит что-то еще, какую-то темную тень впереди, за деревьями. Тень тоже приближается к Андресу. Вот тень почти поравнялась с бегущей Алехандрой, будто два спортсмена наперегонки рвутся к финишной черте. Раздается плотный вакуумный хлопок и одновременно или на мгновение раньше Алехандра привычно повисает у Андреса на шее, а он привычно обхватывает ее обеими руками. Все привычно, как обычно, непривычно только одно – его руки прикасаются к чему-то липкому и горячему на спине Алехандры, она тяжелеет и издает какой-то глухой странный звук – он доносится не из горла, а откуда-то изнутри нее. Издалека кричит Мария, и тень – человеческий силуэт – мгновенно разворачивается на крик. И в этот момент, чувствуя, как Алехандра плавно сползает по его груди вниз, на траву, Андрес поднимает правую руку над головой и произносит четыре слова: