– И чего?
– И сжал тихонечко. Папа ножик выронил и ласты склеил. Мгновенно.
– Да ты чего? – удивился Данте. – Я не знал.
– Там мать моя была. Ну, это… – Кид-Кун поморщился, – буха́ла вместе с ними и все видела. Так соседка наутро приходила, в ногах валялась, просила никому не говорить. Типа просто удар хватил муженька на почве алкогольного опьянения. Злобный делирий подкрался незаметно. Так что все это между нами.
* * *
Анна ощущала свою вину так, как ощущала бы созревший болезненный фурункул в каком-нибудь крайне неудобном месте, то есть не забывала о ней ни на минуту. Она раздвоилась, существовала одновременно в двух параллельных пространствах и не готова была одно из них признать настоящим, а другое, предположим, выдуманным и от того менее ценным. Обе жизни были для нее важны и невыносимы одновременно.
«Не молчи, – говорил ей Женя, когда она замирала вдруг, едва проснувшись, в один из украденных уик-эндов в коттеджике на Десне или в их конспиративном загородном доме под Киевом, в номере львовского отеля на площади Рынок, да где угодно. – Не молчи!»
Еще не было случая, чтобы он не растормошил ее, не раздраконил, не рассмешил. Он был готов на все – даже на то, чтобы она разозлилась, например. Ее молчания он вынести не мог, в эти минуты ему казалось, что она находится на обратной стороне Луны. Она сдавалась, конечно. Вздыхала, поднимала руки, обнимала его за теплую шею, погружала пальцы под воротник его футболки. «Щекотно!» – смеялся он, мотая головой из стороны в сторону, как годовалый щенок. Высвобождался, заводил ее руки за спину, легонько кусал за ухо. В мастерстве быстрого перехода от несерьезной возни к масштабному разноплановому сексу ему не было равных. Но в этот раз Анна выскользнула со словом «нет». Так она это сказала, что ему почудилось, будто в это «нет» вложен килограмм тротила. Ее «нет» прожгло в его груди огненный тоннель и прошло навылет.
– Я так больше не могу, – сказал он.
– Отвернись.
– Чего? – искренне не понял Женя и от растерянности даже надел очки зачем-то.
– Отвернись, я оденусь.
Он пожал плечами и скрылся в ванной комнате. В данном случае их приютом на выходные стал маленький плавучий отель на Трухановом острове, новенький, пахнущий свежим деревом и лаком, с романтичными шаткими мостками, которые вели на берег. Аня шла по мосткам, они, повизгивая, качались у нее под ногами, и она равнодушно думала, что сейчас свалится в воду, потому что ноги дрожат и голова кружится. Вот если бы не эти цепочки вместо перил – непременно свалилась бы. А так – ничего, дошла до суши, до полоски песчаного пляжа, и моментально набрала полные мокасины песка. Остановилась, вытряхнула песок, проверила содержимое сумки. Вроде бы ничего не забыла, вот и пятьдесят гривен на такси так кстати обнаружились в бумажнике, вот и влажные салфетки, чтобы вытереть испачканные в песке руки… Ей казалось, что Женя наблюдает за ней из окна-иллюминатора, она нервничала и боялась оглянуться. Но – нет, он ее не видел, он сидел на полу в ванной и методично кромсал туалетную бумагу, как попало, игнорируя перфорацию. Весь пол вокруг него был завален розовыми и голубыми хлопьями, как будто на него вдруг просыпался разноцветный снегопад. Он еще немного посидит на полу, замерзнет, оденется и спустится в бар, где приветливый бармен нальет ему первую порцию виски, через час – восьмую, через два часа в дело пойдет следующая бутылка.