Тем временем Анна входит в палату к Августине, которая сидит на кровати, поджав ноги, и смотрит на фотографию на стене. Фотография вырезана из журнала и криво приклеена к стене кусочком скотча. На ней – актер Джонни Депп в роли Джека Воробья. Кумир Августины, надо полагать.
– Тебе он нравится? – спрашивает Анна.
Августина вздрагивает и виновато смотрит на нее, как будто есть что-то неприличное в том, что тебе нравится Джек Воробей.
– Ты что? – говорит Анна. – Все нормально. Мне тоже нравится этот фильм.
– Фильм? – рассеянно переспрашивает Августина.
Анна озадаченно смотрит на нее, на ее блеклые косички, перетянутые темными резинками. Августина боится Анну. Анна боится Августину. Это началось после истории с Варей.
– Пожалуйста, – говорит Анна, что-то преодолевая в себе, отрезая путь к отступлению, – пожалуйста, оденься, и поедем со мной.
Одеваться Августине особо не надо, только всунуть ноги в полусапожки, которые Анна принесла из камеры хранения и поставила перед ней, да надеть темную поношенную куртку.
Августина не спрашивает ни о чем, послушно одевается, молча идет за Анной по пустому вечернему больничному парку, молча садится в такси на заднее сиденье и всю дорогу почти не дышит.
Анна просит таксиста остановиться у маленькой кондитерской возле своего дома, кормит бессловесную Августину чизкейком с двумя шариками кофейного пломбира. Августина пьет кока-колу, морща нос. Анна чувствует себя пластмассовым манекеном женского пола из соседнего магазина «Спорт и отдых», холодным как на вид, так и на ощупь. В ее грудной клетке гуляет зимний ветер, скручиваясь в маленькие злые торнадо.
– Августина, – через силу говорит она, наблюдая, как девочка собирает чайной ложкой остатки мороженого с тарелки, – у меня к тебе очень большая просьба. Огромная. Вылечи моего мужа, пожалуйста.
– Я не умею, – пугается Августина и закрывает рот салфеткой.
– Как Варю, – терпеливо говорит Анна. – Помнишь? Ты ее сначала… усыпила, а потом разбудила.
– Нееет, – качает головой Августина. – Я убила ее!
Две женщины за соседним столиком поворачиваются и смотрят на них, округлив глаза. Анна понимает, что ступила на тонкий лед, но не сдается.
– Хорошо. Ты ее сначала убила, а потом оживила. Мы пьесу разбираем, – с улыбкой говорит она ошалевшим женщинам, – для школьного театра…
Женщины облегченно вздыхают и возвращаются к своим тирамису.
– Пойдем, – говорит Анна Августине и выводит ее из кафе.
Они идут к дому. Анне кажется, что ей все это снится, она мнет правой рукой левую и ничего не чувствует.
– А если я не смогу? – вдруг говорит Августина.