Кругами снижаемся на землю, и через несколько минут машина касается посадочной площадки. Нас окружили товарищи.
Скитев рассказывает:
— Поднялись на восемь тысяч двести. Обернувшись, я увидел тебя посиневшим, впавшим в бессознательное состояние, — понял, что плохо. Я круто «пикнул» и вошел в слой облаков на высоте около четырех тысяч, когда ты, уже очнувшись, толкал меня в спину.
После этого полета я решил итти на прыжок.
Погода, словно по заказу, оказалась благоприятной.
Мартовским утром, щурясь от яркого света, я отправился в штаб. В кабинете начальника штаба произошел такой разговор:
— Сводка благоприятствует. Все ли у вас готово?
— Все готово. Разрешите итти на предельную высоту.
— А выдержите?
— Сколько возьмет самолет.
Мы все отправились на аэродром.
Аэродром лежит еще заснеженный, но знакомый и облетанный, изученный до каждой морщинки. Мотор проверен, приборы испытаны. Сердце машины бьется ровно и размеренно.
Вокруг самолета — начальник штаба, доктор Элькин, укладчик парашютов Матвеев, техники-мотористы…
Матвеев смотрит на меня взглядом человека, извиняющегося за беспокойство, и подтягивает лямки парашюта.
Ожидание взлета становится томительным. Доктор Элькин похлопывает меня по плечу и шутит, как вечером за игрой в «козла». Я волнуюсь, по стараюсь всем своим видом казаться спокойным. Изредка посматриваю на начальника штаба. Он стоит, окруженный моими учениками — парашютистами и укладчиками, и, кивая в мою сторону, что-то говорит с сердечной улыбкой.
Я жму всем руки и, чтобы преодолеть волнение, кричу летчику:
— Скорее в воздух!
Машина взметнулась, едва оторвавшись от стартовой площадки. Я оглянулся. Снежный вихрь скрыл от меня друзей. Я увидел их снова, когда машина шла уже кругом над аэродромом. На высоте, нарастающей с каждым мгновением, я еще больше чувствовал теплоту товарищеских проводов.
Я вспомнил, как в последнюю минуту начальник штаба, волнуясь, подошел ко мне и, точно желая подбодрить, дружески тронул за плечо. Наши взгляды встретились. Я понимал — он что-то хотел сказать, но вместо слов вдруг крепко пожал мне руку и, чтобы разрядить напряжение, приказал летчику:
— Пошли! Смотреть за Кайтановым!
Сквозь затянутые целлулоидом окна кабины синел перелесок. Легкой тенью скользила застывшая река с кривыми отрогами берегов. Хвойный кустарник подымался из оврагов…
Стрелка альтиметра беззвучно накручивала каждую новую сотню метров.
Высоко. Уже пропала бархатистая синева перелеска. Затерялась где-то маленькая точка на аэродроме с моими друзьями. Земли не видно. Мы уже шли над светлыми, будто нарисованными облаками.