На высоте семи тысяч метров доктор Романов делает вторую площадку. Падение прекращается, и мы снова задерживаемся на этой высоте, чтобы подготовиться к переходу в более низкие слои тропосферы, обогащенные кислородом. Эта предосторожность продиктована теми же соображениями, по которым выдерживают водолаза на разных водных глубинах при извлечении его на поверхность. С глубины двадцати — двадцати пяти метров водолаз поднимается на поверхность всего лишь за одну минуту. С глубины сто метров его нельзя поднять раньше, чем за полтора часа, иначе кровеносные сосуды разорвутся чудовищной разностью давления. Для безопасности подъема нужно обязательно сделать несколько площадок на различных горизонтах. Этими соображениями вызван и наш трехминутный отдых на высоте семи тысяч метров.
Спуск происходит почти незаметно, потому что на меньшей высоте кислород вдыхается более интенсивно, а кроме того окружающая нас среда становится богаче естественным кислородом. Мы вновь наблюдаем за свинкой, которая теперь уже пытается даже привстать.
Мощные нагнетатели создают, наконец, в барокамере атмосферу, полностью соответствующую уровню давления на земле. Стрелка альтиметра останавливается на пуле.
— Земля!
Приглушенный, ритмичный гул мотора уплывает куда-то в пространство, и в нашем стальном термоизолированном барабане становится совсем тихо. Снимаем кислородные маски, выключаем газ. Тяжелая дверь медленно раскрывается. Доктор Элькин принимает от нас клетку с подопытной свинкой.
Барокамера — простейший измеритель приспособляемости живых организмов к пребыванию на высоте. Маленькая табличка, составленная доктором Элькиным на основании многочисленных экспериментов, показывает, что потолок обыкновенной комнатной мухи — десять тысяч метров. На одиннадцатой тысяче она лежит уже одурелая, словно опоенная отравой. Муха почти не чувствительна к пикированию и быстро оживает, если спустить ее на землю. После минутного пребывания на потолке гибнет. Майский жук летает до пяти тысяч метров, ползает до восьми, на десятой тысяче погибает. Воробей, дотянув до двенадцати тысяч метров, погиб при спуске. Смерть наступила от повреждения при попытке поймать его в барокамере.
Мы узнаем все это, пока Элькин с врачами-специалистами — ушником и терапевтом — вертит нас, исследуя органы слуха и обоняния, затем тщательно выслушивая сердце.
— Выходит, что я сильнее мухи, — говорит Скитев, указывая Элькину на таблицу. — Выдержал не только десятитысячный подъем, но и земные пытки.
Элькин отвечает укоризненно:
— Сейчас, может быть, и сильнее, а вот на четырнадцати тысячах посмотрим. Впрочем, вот что, — обращается он к врачам, — оставьте их в покое — эти быки нечувствительны к высоте.