— Так и знал, что не выдержит.
— Зачем же ехал?
— Надеялся.
Раздраженный нелепой историей, я посмотрел на шоссе, пустынное в своей далекой перспективе. Ни одной попутной, ни одной встречной машины, хотя бы грузовой.
Крушение планов уже очевидно. До отхода «стрелы» остается один час и десять минут. Последняя надежда на машину пропала.
— Вертать в часть придется на буксире, — сказал шофер и расположился у машины со всеми удобствами, готовый к длительному ожиданию.
Мы сидели молча, глядя в направлении к Ленинграду, откуда доносился грохот деревенской телеги.
— Идея!
Я вскочил с места и побежал навстречу подводе, чтобы уговорить возницу подвезти меня до части. Тот согласился, смотря на меня недоуменно, недоверчиво.
Настегивая чахлого коня, который скакал «козлом», мы с грохотом пронеслись мимо безжизненного «Газика». Шофер кричал нам что-то вслед, но я ничего не мог расслышать.
Через час я уже бежал в штаб, оставив позади подводу, озадаченного хозяина и взмыленную рыжую лошаденку, окруженную облаком вьющегося пара.
Командир был уже на квартире.
— Дело поправимое, — сказал он весело, выслушав мой рассказ. — Идите на аэродром. Впрочем, у вас гора времени. Садитесь! Выпейте чаю.
Сочтя это за шутку, я повернулся на каблуках и помчался на аэродром, где стояла машина, готовая к полету.
— Итак, Константин Федорович, летим до Малой Вишеры, — встретил меня летчик Сизов. — Тут, — он ткнул в точку на карте, — удобная площадка, полкилометра от станции. Дальше действуйте сами.
Надев парашюты, мы ушли в воздух, наполненный легкими сумерками ясной июньской ночи. Летчик повел самолет по прямой, срезая угол обычной трассы. Земля лежала в дымчатой ночной испарине. Свежий ветер холодил мое разгоряченное тело. Прикинул время: «стрела» отправилась из Ленинграда полчаса назад — поспеем!
Малую Вишеру узнал по трубам стеклозавода, бороздившим небо огненными языками. Летчик ввел самолет в вираж. Очертания земли прояснились. Теперь можно было разглядеть безлюдные улицы поселка, освещенную станцию железной дороги и темный луг, смыкающийся с просинью перелеска.
Летчик взглянул за борт, указывая рукой точку нашего расчета. Я приготовился. Маленький саквояж (все мое дорожное имущество) был привязан к перехвату лямок. Чуть отодвинул его, в сторону и, поблагодарив товарища жестом руки, оставил его в самолете.
Парашют раскрылся в двухстах-трехстах метрах от земли, спустился я совсем недалеко от станции и стал размахивать шелковой тканью, извещая летчика о благополучном снижении. Самолет приветственно покачал плоскостями, затем ушел в высь, и я остался один в удивительной тишине дремлющего поселка.