Трофимыч с Ванькой были уже годки, форсили не по-зимнему в ботинках и бушлатах. Это, пожалуй, и спасло. Но с той поры он стал мерзнуть даже от небольшого холода, видно что-то сдвинулось в организме.
Трофимыч надел полушубок, закрыл администраторскую и пошел в баню.
Дверь в парилку была, конечно, открыта и парилка выстудилась.
«Хоть говори, хоть насери». «За всё уплочено!»
Трофимыч закидал в топку поленья, подложил бересты и скомканную газету. Утром оставалось только поджечь.
Он поднялся на второй этаж, и, не раздеваясь, в валенках лег на кровать. Это была отдельная комната, которую сдавали за отдельную плату.
«Пусть платят. За приватность надо платить» — любил повторять Наиль.
«Вот ведь жизнь, — подумал Трофимыч. — И так тебя, и вот так тебя. Вприплясочку. Как хочет, так и вертит».
Он сел, достал из кармана полушубка начатую чекушку, допил водку.
За окном шел снег.
«Утром чистить, — подумал Трофимыч. — Еще одна морока».
Загудел, затренькал телефон.
— «Банный мир», — ответил Трофимыч.
— «Банный мир»? — Трофимыч узнал голос Тагира. — Слушай, дорогой, что у тебя? Приеду?
— Приезжай, дорогой.
— Саша, ты?
— Я, дорогой. Скоро будешь?
— Тебе девочку взять, Саша?
— Нет, не хочу! Ну их… блядей. Тагир, если не сложно — коньячку. У меня от твоего шампанского изжога.
- Это ты мне коньяк должен, дорогой. Я нашел, что ты просил. Бумажки очень любопытные, Саша.
- За мной не заржавеет. Приедешь, поговорим.
Трофимыч спустился на первый этаж. Убрал со стола пустые бутылки. Тарелки с объедками бросил в мусорный мешок, протер стол и лег на лавку.
В парилку Тагир не ходил. Ему нужно было где-то отсидеться.
«Здесь у него лежбище», — усмехнулся Трофимыч, вспомнив популярный фильм.
* * *
На следующей неделе Наиль поставил в смену с Кондратом стажера, мужчика лет под сорок с узким лицом и редкими волосами.
— Засланный казачок, — сказал Степе Трофимыч. — Не треплись с ним. Кондрата приятель что ли? Беседуют уж больно задушевно.
— Да какой приятель! — ответил Степа. — Кондрату машину за полцены уступил. Сам мне рассказывал. А этот обещал сюда на работу устроить.
— Вот сучара! Говень же!
— Подкопал под Славку, да. Брательничек.
— Засранец, — не успокаивался Трофимыч.
— Славка мне сказал: «Сам я виноват. Не пил бы — и ничего».
— Ну, паскуда же, пакостник. — Трофимыч вытащил из сумки чекушку. — Говно же человек. Будешь?
После второй рюмки Трофимыч сказал Степе:
— Что ты о будущем, Степушка, думаешь?
— Ничего, — беззаботно ответил Степа. — День пошел и слава тебе.
— Надо, надо о завтрем думать. Так здесь и сидеть в этом… балагане?