Видимо, каждому из следаков по статусу положено иметь свой бзик. Так их легче классифицировать. Если майор Растопчин пил чай, как пожарный шланг, то этот, мне показалось, сейчас начнет мурлыкать в полный унисон со своей фамилией — так сладко он говорил, что сам от своих слов тащился и мягко улыбался при этом. Однако у кошки, насколько я помню, когти выпускаются достаточно быстро и неожиданно. Очень даже острые когти. А у меня нет желания чувствовать себя глупым маленьким мышонком.
— Во-первых, я хотел бы поблагодарить вас за активное участие в освобождении пленных солдат. Несомненно, вы заслуживаете добрых слов… Заслуживали бы, скажем правильнее, если бы не некоторые обстоятельства. Весьма, на наш взгляд, нестандартные, странные обстоятельства, вызывающие целый ряд вопросов. Мы уже, кстати, опросили всех освобожденных вами солдат. И составили общее впечатление о случившемся.
Скажите, как получилось, что вы не смогли освободить майора внутренних войск?
— Я проиграл его, — что мне оставалось, кроме как наивно развести руками.
Мое откровение Кошкина слегка смутило. Но на откровение он отреагировал мягко, с кошачьей интеллигентностью.
— А вы вполне уверены, что имели право играть на майора против оружия?
Интересно они размышляют. Но и у меня тоже, кажется, голова на плечах есть. И я тоже иногда пытаюсь ее использовать так, чтобы серое вещество, во внутренностях содержащееся, не пересохло. И если не найду, что возразить, на меня столько чертей навешают, что сам серой завоняю, копытами застучу и начну вращать хвостом, как самолет пропеллером.
— А я имел право играть сначала на жизнь, а потом на свободу поочередно каждого пленника? Это ни у кого не вызвало вопросов, насколько я понимаю. Этих я выиграл. С майором шло естественное продолжение. К тому же не выиграй я автомат, никто из нас не дошел бы живым до своих, и та БМП мотострелковой бригады, что встретилась нам, тоже могла сгореть вместе с экипажем, а не без него. Как-никак, именно моя автоматная очередь предупредила экипаж патруля и дала ему возможность вовремя принять меры к обороне.
— За это вам от лица командования отдельная благодарность. Ее вам утром объявит сам командир бригады. Он уже в курсе событий и по телефону обещал это. Я понимаю, что оружие вам было необходимо. Но вы — солдат, и решились ставить на карту жизнь офицера… — все тот же сладкий тон, все та же добрая полуулыбка. И очень негромкий голос. — Морально это оценить довольно сложно. И оценка в данном случае будет не в вашу пользу.
— Не могу согласиться с вашим, товарищ майор, мнением. Вы или чего-то недопонимаете, или неправильно информированы. Я ставил на карту его жизнь только тогда, когда отыгрывал ее. Иначе майора просто расстреляли бы вместе со всеми или без них. Из шести человек Алимхан хотел оставить только того, кто вытащит старшую карту. Ее вытащил бы, конечно, я. Но я попытался спасти майора и остальных. Я стал играть на наши жизни. На жизни уже приговоренных. И отыграл. И даже отыграл в первый раз свободу майора внутренних войск. Но потом свободу проиграл снова. Жизнь и свобода — разные вещи. Тем не менее жизнь я ему спас. Я слышал, что Алимхан — человек слова. И мне он таковым показался.