— Как вас зовут? — пыталась выспросить она. — Откуда вы призывались?
Мой вид, должно быть, вызывал у нее самую настоящую жалость. Неудивительно. Я сам себя жалел, потому что трудно было дышать. Один оборот бинта постоянно норовил забиться мне в рот, а второй сбился на нос.
Лейтенант, не любящий отдавать карточные долги, вежливой, но сильной рукой несколько раз показывал девахе ее место — подальше от меня. Но она оказалась настырной и надоедливой, как болонка. Бездумные глаза-пуговицы сверкали азартом и вульгарным телевизионным любопытством. Применять ногу, как это принято делать по отношению к пустобрехе болонке и как это по отношению ко мне делали бандиты, лейтенант не стал, а просто что-то прошептал журналистке на ухо. Должно быть, он красноречив не только тогда, когда говорит об аморальности карточных игр. Я даже одним глазом увидел, как посинели веснушки на ее носу, и деваха шарахнулась в сторону, чуть не потеряв рабочий инструмент, которым меня пугала.
В палатке у одной стены стояли в ряд обыкновенные столы. Прямо напротив них операторы расставили осветительную технику, как в камере пыток. А позади техники поставили всего несколько стульев. На всех журналистов их явно не хватило бы. Но журналисты садиться и не стремились. Их было больше десятка, и они столпились прямо перед столами, за которые уселись два полковника и следаки ФСБ, а с краешку выделили места нам, израненным.
Рассказ о злоключениях пленных солдат начал полковник Генштаба. Откуда только он мог знать хоть что-нибудь — только ночью прилетел и с нами разговаривал меньше минуты, да и то в основном о внешнем виде и манере поведения? Но для журналистов полковник приготовил пятиминутный набор стандартных фраз, которые должны были покорить представителей прессы и внушить им мысль о стойкости российского солдата даже в жестоком вражеском плену. Присказку «матерь вашу…» полковник старательно берег для внутреннего пользования. Журналистов такое направление беседы не устроило — им хотелось говорить с нами — трепетно-молчаливыми и замордованными жертвами. Тогда дали слово сержанту Львову, как и было обговорено в самом начале. Этот достаточно долго и сбивчиво рассказывал о том, как он с двумя бойцами отправился на разведку в «зеленку», где было замечено подозрительное движение, и попал в засаду. О сторублевой женщине воспоминаний не возникло — память в плену слегка отшибли. Потом прозвучало много слов в адрес Алимхана Муртазаева, рассказ о том, что в решающий вечер стало известно — одного из пленников обменяют на пленного бандита, а остальных расстреляют. Потом последовало экстренное появление геройского спецназа ФСБ, который спас пленных, рискуя собственными жизнями. Очень вовремя спецназ появился. Просто по классическим — как у Шекспира — законам драматургии.