— Ты ихнюю грамоту знаешь? — спросил Святополка недоверчивый Мизинчик. — Правильно машет?
— Всё правильно… Поломка машины, ремонтирую.
На мосту тоже появился сигнальщик, замахал флажками. Святополк переводил для Мизинчика:
— Торопитесь! Красные начали наступление!
Мизинчик ухмыльнулся:
— Передай им: торопимся, аж спина мокрая.
Сигнальщик на мосту отчаянно работал флажками, но Святополк даже не переводил. «Ермак Тимофеевич» тихо покачивался посередине реки. Прошла минута, другая… И вдруг с левого берега от леса донёсся грозный, все нарастающий гул. Не сразу Мизинчик со Святополком различили в нем крики «ура», голое кавалерийской трубы, глухой топот множества копыт.
— Наши! — заорал Мизинчик. — Точно вам говорю, наши!.. Капитан, полный вперед!
И действительно, наступление красных, которого давно ждали — одни с надеждой, другие со страхом и ненавистью, — началось. Началось без артиллерийской подготовки, чтобы ошеломить противника неожиданностью удара.
Из-за деревьев вынеслись конники и, крутя в воздухе шашками, поскакали к мосту. Ударили с опушки леса красные пулеметы. А пехотинцы бежали к реке, волоча на катках легкие плоты, неся па руках плоскодонные лодки-шитики.
Охрана предмостных укреплений и не пыталась сопротивляться. Бросив пушки, таща за собой пулеметы, белые бежали по мосту на правый берег. Там, за полверсты от воды, неровным пунктиром чернела линия окопов — главный рубеж колчаковской обороны.
«Ермак Тимофеевич» приближался к мосту. Мизинчик, Святополк, Саня и дед Алеха столпились у борта и тоже кричали «ура», махали руками проплывающим мимо лодкам с красными бойцами, плотам с пулеметами и ящиками патронов. А по мосту шла конница; ждали своей очереди пушки на конной тяге и тяжелые повозки обоза.
— Товарищи! Даешь! Даешь! — радостно орал Мизинчик. И вдруг с него будто сдуло фуражку, грохотом сыпанули пули по стенке каюты. Это по пароходу дали залп с проплывающего шитика.
— Оглашенные! — Дед Алеха первым кинулся от борта. — Погоны сымите! Погоны на вас!
Не чувствуя ветра и холода, Мизинчик сорвал с себя офицерский френч с погонами; скинул колчаковскую шинель и Святополк.
Но с берега по пароходу уже била прямой наводкой пушка красных. Со звоном разлетелись стекла рубки, загорелась палубная надстройка, и Алеха с бывшими колчаковцами кинулся тушить, заливать огонь.
— Мезенчик! — надрывался дед Алеха. — Динамит! Кидай его к бесу за борт!.. Слышь?
Выстрелом из трехдюймовки снесло половину трубы. Дым из обрубка не хотел идти вверх, стелился черными клочьями над палубой. Капитан (он, несмотря па опасность, не покинул поста) горестно смотрел, как рушится его пароход.