Каждый десятый (Фрид, Дунский) - страница 4

Есаул усмехнулся с неприкрытой издевкой:

— Именно. Кому же охота в дерьме копаться? Но что тебя в контрразведку запихнули, это уж врешь. Такие, как ты, сами туда лезут. — И вдруг заорал, стукнув кулаком но столу: — Короче, пока я здесь, никто никого не повесит!

— А тебе завтра в штаб, — с удовольствием напомнил сотник. — С завтрашнего дня я за старшего.

И есаул сразу сник.

— Уеду — делай, что хочешь. Черт с тобой.

— Сделаю. Повешу в самом лучшем виде!


Самый богатый из жителей починка в мирное время поторговывал с таежными охотниками. Поэтому одна из комнат в его доме была приспособлена под магазин. Теперь, конечно, никакого товара на полках не было, но крепкие решетки в окнах и замок-серьга па двери остались. Сюда и поместили на ночь приговоренных к повешению.

Первым делом худой длинный парень — по своему характеру он не мог пребывать в бездействии — кинулся к решеткам и стал их трясти. Никакого толка из этого не вышло. Парень лягнул дверь, по и она не поддалась.

— Баские, баские запоры… Что твой острог, — уважительно сказал красноармеец в беличьем треухе. Вот ему-то не стоило сейчас напоминать о себе: длинный обрушил на него всю злобу и ненависть, скопившиеся за этот несчастный день:

— Ты?.. Ты еще будешь вякать?! — Он стукнул кулаком по пустой полке так, что доска просела. — Мне не то обидно, что повесят! Мне обидно с такой мразью всю ночь сидеть, одним воздухом дышать!.. Вот взял бы и удавил своими руками!

Беличий треух на всякий случай попятился от яростно скрюченных пальцев. А черноусый украинец философски заметил:

— И охота вам чужую работу делать? Колчаки его сами добре удавят.

— Да чё вы на меня прете? — разозлился треух. — Чё я такое сделал? Корову у вас украл?

— Перед сотником на карачках ползал! — крикнул длинный. — Себя обгадил и нас заодно.

Вместо того, чтобы устыдиться, треух нагло рассмеялся:

— Вон оно как?.. Вы, что ли. глухие? Слепые? Али просто дурковатые?.. Да мне б только сказать ему: перехожу к вам, согласный, — и неча было б на коленках елозить, портки протирать. Но я же так не сказал! А?

Его обвинители переглянулись в некотором недоумении: ведь, действительно, не сказал! А он продолжал свою защитительную речь:

— А что я базлал, просился отпустить, так в этом какой грех? Человек за собственную свою жизню должон чепляться!.. А ежели не чепляется, значит цена ей копейка! И мужику такому копейка цена!

Бородач в треухе подбоченился и глядел на всех уже победоносно. Пленные молчали. Только молоденький боец сказал взволнованным тонким голосом:

— И все равно! Вы себя замарали навек. Нельзя упасть ниже, чем на колени!