— Я знаю, — шепнула Пенни.
Даниэль взял ее за руки, удерживая на месте. Она была в пижаме, но от этого прикосновения она почувствовала себя обнаженной. Как будто исчезло все, кроме их прикосновений, его теплого дыхания на шее.
— Я не намеревался снова говорить об этом, но…
Она ждала. Ей не нужно, чтобы он снова извинялся, но в то же время она чувствовала — конфликт еще не исчерпан. Хотя больше всего на свете ей хотелось сказать: «Тогда не надо».
— Мы не можем лишиться всего из-за какой-то бессмыслицы.
В ту же секунду Даниэль почувствовал, как ее спина напряглась. Он опять все испортил, но было уже слишком поздно…
— Это действительно какая-то бессмыслица! — упрямо повторил Даниэль. — По сравнению с тем, что у нас было, и тем, что у нас еще может быть… — он продолжал держать ее за руки. — Для меня нет ничего важнее тебя и Габи, и ты должна поверить мне.
Пенни знала, что пытается сказать Даниэль, но она устала останавливать его. Ей не хотелось больше обвинять его, сдерживая гнев и печаль в своем сердце, и переживать все это вновь и вновь.
— Я не виню тебя больше, — сказала она, отступая на шаг назад. Ей было необходимо вернуть самообладание. — Да, я до сих пор сержусь, но уже не обвиняю тебя, Даниэль. Не сейчас…
Он ничего не сказал. Вероятно, не знал, что сказать.
— Я скоро буду готова, — сказала она громко, чтобы Габи могла ее услышать.
Даниэль не отводил от нее взгляда. Щеки Пенни пылали. Ей пришло в голову: возможно Даниэль хотел убедиться, что не вызывает у нее раздражения и неприязни, когда прикасается к ней?
Нет, ей просто необходимо выйти из дому! Конечно, за завтраком можно немного расслабиться, однако вечером у них свидание…
От мысли о предстоящих танцах с Даниэлем у нее кружилась голова. Пенни знала — ей будет непросто устоять перед искушением. Может быть, это свидание с мужем не очень разумное решение? Во всяком случае до тех пор, пока она не будет уверена, что действительно готова быть ему женой, как прежде.
Пенни с тяжелым вздохом сняла пижаму и, включив душ, встала под струи теплой воды.
Замужество — непростое дело. И на пороге счастья не должно быть столько сомнений. Если простить Даниэля и попытаться забыть его ошибку, не изменит ли она сама себе, своим принципам? Означает ли это, что она допускает супружескую неверность? Или это свидетельствует о ее великодушии, способности простить грех, который Пенни всегда считала наихудшим?
Подставив лицо под струи воды, Пенни закрыла глаза.
Что бы ни случилось, она была готова простить себя. Наконец. Ведь именно чувство вины мешало ей двигаться дальше.