— Не допускаю, — сказал Губкин.
— Что с тобой, Губкин?
— Ничего.
— Что ты мне тут поешь? Ты же мне на скамейке другое говорил!
— На какой скамейке? А, на скамейке! Так это я тогда чего-то пел. Пьяный был.
— Послушай, может, тебя кто припугнул?
— Меня? Кто? Кто припугнул?
Что-то мелькнуло в глазах Губкина, какое-то новое выражение. Тут «кузнечик», пожалуй, выдал себя, приоткрылся на мгновение.
Пришлось начинать все сначала.
— Как втолковать тебе, чудак человек! Ты ж вроде парень неглупый, раскинь мозгами. Или тебе нравится, когда в тебя кам-нями? Ты же проявил мужество, на ходу пытался устранить неисправность.
— Я не проявлял, — заявил Губкин.
— Ты трусливо спрыгнул?
— Трусливо спрыгнул.
— Свидетель Губкин, помните, вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний!
— Это вы меня склоняете к даче ложных. Я как есть говорю.
Все было ясно, Ермаков мог смело закругляться. Но он еще спрашивал но инерции:
— Скажите, Губкин, вы с Тимониным знали, что выехали из депо на неисправном электровозе?
— Мы выехали на исправном.
— Повторяю вопрос… Вы знали, что выехали на неисправном электровозе?
Так могло продолжаться до бесконечности.
— Распишитесь, Губкин. Вот здесь: «С моих слов записано верно»… И свободны.
— Разрешите идти? — спросил Губкин.
— Да, пожалуйста.
В это время в соседнем помещении, в цехе депо, шла съемка. За камерой хлопотали телевизионщики, и среди них Марина, а перед объективом стоял, волнуясь, то и дело поправляя галстук, Павел Сергеевич Голованов.
Он говорил:
— Фамилия моя Голованов. Я начальник депо, где работал Евгений. Вся жизнь у меня связана с двумя Тимониными, Михаилом и Евгением, отцом и сыном. Начинал я помощником машиниста у отца, потом сын был помощником у меня. Я его сам в депо привел, посадил на локомотив. У меня они двое как бы сливаются в одного человека, вот можете поверить. Как будто один человек. И он уже раз погибал под бомбежкой, прямо на моих глазах. Вынесли его раненого, спасли, я сам кровь давал. Л потом хоронил через десять лет.
Марина скомандовала:
— Стоп! Спасибо! Давайте камеру на общий план.
Эту сцену наблюдал, стоя в стороне, Ермаков. Лицо его, поза — все выражало спокойное терпение. Теперь, когда Голованов, освободившись, отошел от камеры, он двинулся ему навстречу.
— Павел Сергеевич, на минутку.
— Вы здесь? — удивился Голованов — Ну что еще? Губкина вам нашли?
— Нашли. У меня теперь разговор с вами.
— Ох, и надоел ты мне! «Разговор»! — пошутил добродушно Голованов. — Ну пошли, раз такое дело. «Разговор»… Закурить есть? Ах, ты некурящий.
В кабинете, куда он вошел вслед за Головановым, Ермаков сказал: