Прямо перед ее глазами происходила громкая ссора. Два молодых пажа задирали друг друга, словно драчливые петушки. Юнцы метали грозные взоры, крутили несуществующие усы, угрожающе хватались за эфесы сабель. Перья на их рогатывках – шапочках с разрезом – качались, совсем как петушиные гребешки. Их окружали две дюжины таких же безусых юнцов, которые подбадривали товарищей колкими репликами. Дело шло к вызову на поединок, но тут вниманием подростков завладела Марья.
– Ого! Новый пахолик! – вскричал кто-то ломающимся голосом, и все в предчувствии нового развлечения окружили девушку в мужском одеянии.
– И какой миловидный! – продолжал другой паж, ущипнув девушку за щеку. – Ты чей? Кто из панов любит хорошеньких мальчиков?
Под сводами галереи раздался взрыв оглушительного хохота, причину которого Марья не могла понять.
– Дай угадаю! – ломался нахальный паж. – Ясновельможный пан Крицкий? Или коронной гетман Ходкевич?
– Нет, – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Наверняка он пахолик ксендза Бернаша Мацеевского, епископа краковского и кардинала.
От этой скабрезной реплики половина юнцов повалилась на пол от смеха, другая половина отозвалась возмущенным ропотом.
– Святотатство! – кричали одни.
– Пахолик епископа! – надрывались другие. – Вот к чему целибат приводит! Епископ делит ложе со смазливым пажом!
– А он правда как барышня! Даже сабли на боку нет.
Множество рук грубо тормошили и вертели Марью. Она сопротивлялась как могла, изо всех сил натягивая на уши шапочку, чтобы из-под нее не выпали девичьи косы.
– Зачем ему шляхетское оружие? У него только шелковые ножны сзади в дупе. Для епископской сабли! – грязно потешались пажи.
– К царьку его! К русскому царьку! Будет хорошая парочка! – раздался выкрик.
Призыв пришелся по душе веселящейся молодежи. Марью потащили в дальний угол галереи, грубо толкнули навстречу мальчику лет пяти. Он был в богатой одежде, в какую наряжали сыновей знатных вельмож, но юнцы обращались с ним презрительно и бесцеремонно.
– Царик! Царик! – кричали они мальчику. – Вот тебе товарищ. Поцелуй его!
Неизвестно, чем закончилось бы бурное веселье, если бы в другом конце галереи не раздался хриплый голос:
– Пан маршалок Дростальский требует своих пахоликов.
Юнцы всей гурьбой бросились на зов, точь-в-точь как стая гусят, завидевших птичницу с кормом. Они вытягивали шеи и кричали:
– А меня мой пан не звал? Нет ли для меня какого поручения?
Оставленные в покое Марья и мальчик, которого дразнили цариком, оглядели друг друга. Мальчик отодвинулся от девушки и важно объявил: