Едва увидев отца, Пересвет сразу почувствовал, что в нем произошла резкая перемена. Отец держался с ним не просто холодно, но даже неприязненно. Пересвет мигом сообразил, что в его отсутствие случилось что-то неладное в отчем доме и в душе его отца. Лишь в этот миг Пересвету стало понятно странное выражение лиц дворовых слуг, встретивших его у ворот терема и на теремном крыльце: его тут явно не ждут!
Видя, что отец не собирается обнять его, Пересвет прошелся по просторной светлице от окна к окну, комкая в руках шапку. В этом тереме прошло детство Пересвета, здесь ему все было до боли знакомо!
— Что же, батюшка, и сесть мне не предложишь? — после долгой паузы промолвил Пересвет, повернувшись к отцу. — Иль ты совсем не узнаешь меня?
Боярин Станимир Иванович небрежно указал рукой на стул, сухо обронив:
— Присаживайся, сыне.
Однако Пересвет сел не на стул, а на скамью у окна.
Станимир Иванович опустился на эту же скамью, глядя то в пол, то в потолок и всячески избегая встречаться взглядом с сыном.
— Что стряслось, отец? — напрямик спросил Пересвет. — Почто ты мне не рад? Меня ведь два года дома не было.
— Чему тут радоваться, сынок, — скорбно произнес Станимир Иванович. — Опозорил ты род наш! Седины мои осрамил!
— Да молви ты толком! — рассердился Пересвет. — В чем я виноват перед тобой?
— А ты не ведаешь? — Станимир Иванович желчно усмехнулся, хлопнув себя ладонью по колену. — В сечах ты был храбр, сын мой, ничего не скажешь, но как угодил ты в плен к тевтонцам, так тебя словно подменили. Размяк ты душой, и смелости в тебе поубавилось. Снюхался ты с тевтонцами, даже монахиню немецкую себе в наложницы взял. Эх, сынок, разве ж для этого я тебя растил и лелеял!
Из груди Станимира Ивановича вырвался тяжелый горестный вздох.
— Ну, был я в плену у тевтонцев, приглянулась мне там одна монахиня. Что тут такого постыдного? — Пересвет недоумевающе пожал плечами. — После битвы на реке Рудаве немало русичей и литовцев в немецкий плен угодило. Всех пленников тевтонцы за выкуп на волю отпустили, лишь за меня выкуп не поступил. Батюшка, почто ты отказался заплатить крестоносцам серебро за мое освобождение, неужто денег пожалел?
— Сын мой, не вали с больной головы на здоровую! — резко бросил Станимир Иванович. — Я был готов выкупить тебя из неволи, но ты сам известил меня письмом, в коем сообщил, что решил принять веру латинскую и навсегда остаться у немцев.