— Нет, Робер, не хочу.
— Правильно, потому что знаете, что проиграете.
— Дело не в проигрыше, а в том, что аксиому не доказывают. Все, что вы сейчас говорите, я давным-давно хорошо знаю… Однажды, лет двадцать назад, по дороге в Марсель у меня испортилась машина, заглох мотор. Я голосовал на обочине шесть часов. Едва не умер от жажды, от досады, наконец, от отчаяния. Но никто даже не притормозил. И ваш репортаж открытия не сделает. Все так живут, и изменить ничего невозможно.
— Невозможно? Ну, тогда хотя бы пристыдить.
— Чем и кого стыдить, Робер? Это же концепция. Образ жизни. Философия. Люди убеждены, что они живут правильно, разумно, рационально. Скажите мне, кого всколыхнет ваш репортаж о даме с чемоданом? Вы же сами себе противоречите. Если битый час никто из прохожих не сделался в вашей затее положительным героем, то такой же будет и реакция всей страны. Ведь зрители и читатели — те же самые прохожие… Вас спросят: о чем вы, месье Дюк, хотели нам поведать? Что мы себялюбивы, несердобольны, эгоистичны? Да! Но покажите нам иных! А иных, дорогой Робер, увы, нет.
Робер сидел в излюбленной позе — вытянув ноги, балансируя на двух ножках стула.
— Тогда, по-вашему, и буравить эти черствые души не следует? Пускай каменеют, леденеют и дальше?
Жан-Полю наскучил разговор. Он уже давно понял, что они спорят впустую.
— Оставим этот сюжет, Робер, до иных времен. Поговорим о другом. Нужно выручать Клода…
И Жан-Поль без эмоциональной окраски, языком полицейских протоколов поведал Роберу о злоключениях его друга.
Они долго еще сидели в кафе, потом бродили по безлюдным переулкам. Робер был подавлен, поражен событиями. Сетования на эгоизм соотечественников и показавшийся оригинальным репортаж с дамой и чемоданом выглядели детскими играми в сравнении с тем, что стряслось с Клодом.
— В Иностранный легион журналистов допускают, месье Моран?
— Даже близко не подойти. Запретная зона.
— Но у них бывают увольнения? Значит, можно к нему приехать, повидать?
— Долгая и ненужная затея. К чему? Во-первых, мы не знаем, где он. В Обани, на Корсике, в Африке? А потом — что мы ему скажем? Нужно действовать здесь.
— Он вам напишет?
— Пока нет. Расставаясь, мы не знали, как пойдут дела. Полиция могла что-то заподозрить, напасть на его след. Тогда я оказался бы под колпаком — под наблюдением. А мне это сейчас совсем ни к чему.
— Что же мог разнюхать Гаро? За что его убили?
Жан-Поль остановился перед витриной. За стеклом сияли никелем и лаком новые модели автомобилей «ситроен». Рассматривая машины, он взял Робера под руку, и со стороны казалось, будто они увлеченно обсуждают новинки автомобильного сезона.