Его сыновья отказались со мной говорить — и тогда я послала в госагентство запрос.
Как получить зареванные, заверенные печатью уверения в смерти?
Как можно верить последнему дыханию человека, когда-то занимавшемуся подделкой картин?
Ускользнув от кредиторов, он ускользнул и от меня.
Я хотела узнать, где он похоронен, обнять колени кладбищенского гранитного камня, найти хоть что-то, что можно было бы ему приписать, чтобы сказать останкам — «прощай».
Заполнила необходимую форму и расписалась, вложила вопль души на государственном бланке в конверт, а затем бросила послание в узкую почтовую щель. Сердце стучало.
У меня не было ни спичек, ни сигарет. Вокруг мчались машины, спешили собаки, люди на улицах доедали корндоги. Медленно толкая коляску перед собой, я высматривала на улице подходящую жертву. Наконец долгожданная сигарета (я не курила уже несколько лет) оказалась во рту.
Ногой я опустила железный рычаг, застолбивший коляску на месте. Оперлась о ручку коляски рукой. Медленно втягивала в себя пламенный воздух.
Все вокруг вдруг замолчало.
Молчание мира, равное длине выкуриваемой сигареты.
Я стояла с дрожащей сигаретой в руке посреди улицы, и люди натыкались сначала на коляску, перегородившую полдороги, а потом на мой взгляд, скрытый очками от солнца — наверное, я выбивалась из общего ряда, но мне было сейчас все равно.
На другой стороне улицы размещалась автозаправка. Сейчас там не видно было ни одного человека. Машины замерли, ожидая поступления жидкой пищи в железный желудок (бензин). Напротив меня четыре машины застыли на месте со шлангом в боку.
Мне нужно было остановиться, встать посреди улицы, остановить мир.
И мир остановился по моему повелению, но это молчание и замирание было равно лишь длине выкуриваемой сигареты. Вся моя жизнь до этого куда-то неслась, и вот только сейчас я смогла перевести дух.
Мир остановился. Казалось, даже собаки заснули. Машины не ехали. Голова наполнялась никотиновым дымом. Везде было ровное, покрывающее все желтой пленкой, спокойное, застывшее солнце.
И вот, когда я смогла остановиться и проверить все ли на месте, я поняла: несмотря на то, что сигаретой и бездвижным молчанием я могу на мгновение остановить мир, в этом остановившемся, застывшем, сфотографированным моим взглядом мире больше нет Света Любви.
……………………………………………………………………………………
Последующие два месяца ожидания — бюрократы неспешны — стали кошмаром.
Я никак не могла отделаться от навязчивой мысли, что всегда такой ухоженный и следящий за собой Свет Любви все-таки жив, что он сымитировал свою смерть.