Сквозь угольное ушко перечисления. В детстве незаконченность радовала.
Но в детстве мы не знали такого слова. Сетчатость.
Странно только, что заметить это удается не сразу. Обыкновенное физическое ощущение укромного совершенно изолированного знания.
Наблюдая строение страницы на безжалостном солнце, трудно было представить, что на бумаге может появиться какая-нибудь литера.
Не рекомендуется, нет, совершенно не рекомендуется затрагивать мои рассуждения. Какого они рода? Как возникают? Напоминают ли они голоса, или трубчатые кости неведомых музыкальных инструментов? Нужно собраться с мыслями — вопрос не прост.
Просьба заключалась в одном: не следует спрашивать. Тем не менее, возникающие вопросы складываются в некое подобие архитектурного взаимодействия.
У меня много чего было. Не было только желания это иметь. Я протянул руку за сигаретой, но взглянул на нее и вдруг понял, что все это время она меня совсем не слушала, а глаза, подернутые какой-то влагой, были пусты и бездонны, как тогда, когда мы оба исчезали в грязи коровника, обреченные ярости и памяти.
Но ее глаза все-таки встретили мой взгляд. Ее сухие, горячие пальцы коснулись моей щеки, после чего она резко поднялась, отошла к столу и поправила цветы в вазе. Не позднее было время. И так далее. С каждым случается. Пустой субботний вечер в летнем городе.
Я заметил, что узор на шелке ее платья слегка изменился. Кажется, я даже сказал ей о том, что в нем возникли какие-то другие линии, может быть, другие цвета, переплетения. Постояв у раскрытого окна, откуда несло жаром, она сказала, что, наверное, все, что я ей говорил, и в самом деле правда, и что не было никакой змеи, а была обыкновенная телефонная будка, и еще совпадение, и еще толпа, а кроме того — зной, мягкий асфальт и все такое, и что над этим стоит подумать, потому что времени у нее много, и если кому-нибудь рассказать, сказала она, сколько у нее времени, никто не поверит, да она сама в первую очередь не поверила бы, скажи ей кто о таком, а потом улыбнулась и подошла снова, но ты этому, сказала она, не придавай большого значения.
— Хорошо, если простая телефонная будка…
— Тут мне самой многое не ясно, — прервала она меня и вновь положила обе ладони на мой лоб, а я почувствовал, как они странно и быстро охладевают. И то сказать, вечер шел к концу.
— Потому что очень жарко, — сказала она. — А лоб у тебя горячий.
Возможно так и было. Но в качестве вещей возникло еще что-то. Например, мне показалось, что теперь я без труда могу смотреть сквозь ее руки.
— А что ты видишь? — спросила она, отстранясь, и как-то внезапно старея на глазах.