— Бросьте осла с поклажей! — прокричал Рауль. — Без него мы уйдем от них куда быстрее.
— Нет, это невозможно! — бурно зажестикулировал один из монахов, и рыцарь заметил, что одна из его рук страшно изуродована. — Если то, что лежит в этих мешках, достанется Сито или де Монфору, оно будет уничтожено, и утрата эта уже ничем не компенсируется. Тем более так и так они будут преследовать нас до самой смерти. Мы хранители древней мудрости, и мы слишком много знаем.
Рауль с трудом протискивался по узкому проулку. В маячившем впереди просвете его ожидали Жиль и еще один монах с лошадьми.
— Этот осел нам только мешает! — продолжал настаивать де Монвалан.
— Если груз столь бесценен, давайте быстро раскидаем его по оставшимся у нас лошадям.
Споривший с ним монах не успел даже рта открыть.
— Матье, делай то, что он говорит, — схватилась за рукав черноризца переодетая женщина. — Опасность слишком близка. У нас уже нет времени на споры. — Кивнув Раулю, она стала снимать поклажу с осла.
— Осторожней! — простонал коротышка, возбужденно теребя себя за седую бороду, когда Рауль срезал перевязывавшие поклажу кожаные ремни. — Некоторым из этих манускриптов по тысяче лет.
— А ты хочешь, чтобы их бросили в костер? — отрезал рыцарь. — На вот, передай эти свертки Жилю и своим друзьям и благодари Господа, что избавился от большего из двух зол.
Матье бережно подхватил брошенные ему книги.
— Ничего вы не понимаете, — вздохнул он, протискиваясь вперед по переулку.
Им все-таки удалось дотащить мула до сада, где они и завершили его разгрузку. Рауль наблюдал за тем, как женщина перекладывает книги в переметную суму на своей лошади. Мощный и непокорный конь Амьери почему-то безропотно ей повиновался.
Рауль невольно залюбовался руками женщины. Они были изящны и загорелы, а на пальцах не было никаких колец. Ногти были по-простому коротко острижены и вполне могли принадлежать любой крестьянке из Лангедока. И тем не менее при виде их, душа его заныла. Опустив глаза, он принялся привязывать к седлу свою часть поклажи мула.
— Глядя на ваших лошадей и весь этот маскарад с монашескими одеяниями, смею предположить, что вы и есть знаменитые катары, что жили при дворе госпожи Жеральды? — спросил Монвалан, слезая с Фовеля. — Ведь этот красавец — любимый конь Амьери.
— Так оно и есть, — сказал тот, что повыше, до этого не проронивший ни слова.
— Вчера я справил над ней священный обряд консоламентума. Мы уже знали, что город падет. По крайней мере она пришла к славной кончине, хотя гибель ее была ужасной.
— Так значит, как и Амьери, она мертва?