— Так это же конь Амьери, — прошептал он. — Этот святоша едет на коне Амьери.
— Вот мародеры, — озлобленно сплюнул Жиль.
— Остановите их! — послышался громогласный крик с дальнего конца площади, и несколько рыцарей стали протискиваться к монахам. Свистели бичи, вставали на дыбы лошади. Тот, что кричал, был на молочно-белом коне, а на его щите красовался фамильный лев де Монфоров.
— О господи, так это же сам де Монфор, и он нас заметил! — прохрипел Жиль, пришпоривая своего скакуна. — Господин мой, мы пропали. Надо бежать, пока не поздно!
Рауль вовремя успел схватить своего адъютанта за руку.
— Да нет, они гонятся не за нами. Помнишь, во время своего последнего визита к нам Жеральда говорила о трех чрезвычайно ценных катарах? — Он кивнул в сторону монахов. — По-моему, это они и есть.
На Жиля сказанное господином не произвело ровно никакого впечатления.
— А точно это они?
Он с трудом сдерживал танцевавшую под седлом лошадь.
— Думаю, да. Но ты прав. Ошибка может стоить нам жизни. Вперед!
— Но… — начал было Жиль, но Рауль уже огибал толпу, пытаясь самым коротким путем выйти на спешившую побыстрее уйти с площади троицу. Боковым зрением он видел, что де Монфор их догоняет, но не столь быстро, сколь хотелось бы великому полководцу. На пути его, скорее всего, преднамеренно, то и дело возникали какие-то простолюдины, лезшие под копыта виконтовой лошади. Де Монфор не выдержал и стал размахивать над головой обнаженным мечом.
— Быстрее, — бросил Рауль монаху с навьюченным мулом, когда Фовель поравнялся с ним. — Следуй за мной.
Дымчатые глаза сверкнули из-под капюшона. Изящные, загорелые ручки взяли поводья.
— Останови их! — прогремела вновь грозная команда. — Если вы дадите им уйти, я буду использовать ваши яйца в качестве ядер для осадных баллист!
Оказавшийся рядом с Раулем воин обернулся. Похоже, он не понимал, кто и кому здесь кричит. И прежде чем он что-либо успел сообразить, плотно сбитый горожанин в толпе затеял драку со своим соседом, чем отвлек внимание крестоносца.
А тем временем Рауль уже вел монахов по вымощенной булыжником мостовой, они свернули в темный переулок к брезжившему просвету сада на противоположной стороне. Где-то посредине этого чрезвычайно узкого прохода перегруженный поклажей ослик застрял. Развернуться было негде. Рауль, доехав до конца улочки, спешился и вернулся к монахам. Сердце его выскакивало из груди, но отнюдь не от настигавшей их погони. Капюшон, может, и скрывал лицо, но не мог скрыть блеска кожи и красоты серых глаз. Образ его снов и мечтаний наконец-таки обрел плоть.