Оба ученика пошли по кругу, держа в руках кепчик — маленький барабан, обтянутый кожей с одной стороны. И тут вышел в круг какой-то бай, ведя за собой захудалую лошадку, подвел ее к проповеднику и с поклоном передал уздечку Кусе-маддаху.
— Господин, — сказал он, — я бездетный, помолитесь за меня!
Проповедник, словно пророк, поднял глаза к небу (я только теперь увидел на одном из них бельмо), распростер руки, не выпуская, впрочем, уздечки, и возгласил:
— Аминь, правоверные, твердите со мною: «Аминь!»
Со всех сторон заголосили «аминь».
— Пусть все желания этого человека дойдут до всевышнего! Пусть великий лев божий, покровитель веры Али, благословит его! Пусть аллах сделает его отцом девяти близнецов-сыновей и девяти близнецов-дочерей. Пусть он всю жизнь справляет свадьбу за свадьбой! Аминь!
Вокруг опять раздалось «аминь», уже менее дружное, и в этом нестройном хоре отчетливо выделялся визг учеников и трубное пение каландаров. Одновременно я услышал сбоку шепоток, что кое-кто уже и раньше видел Кусу-маддаха на этой лошадке… Чего только не нашептывает шайтан в уши человеческие!
Сборщики подаяния обходили между тем круг, задерживаясь подольше возле тех, кто был одет получше: сколько им дали в их барабан, аллах ведает, я не счи тал. Наклонившись к уху Убая, я рассказывал ему про почтеннейшего ишана, у которого я проживал… Убай хихикал, я увлекся, мой рассказ был, верно, написан у меня на лице.
Мы и не почувствовали, что на нас остановился зоркий взгляд Кусы-маддаха.
— Эй, каландары! — закричал он вдруг. — Выведите-ка, уважаемые братья, выведите из круга этих двух непочтительных мальчиков, что смеются над святым делом, канальи этакие! Прочь их, поганых мух в чистой пище!
И не успели мы опомниться, как четверо толстых каландаров к нам приблизились, двое схватили под руки меня, двое — Убая, вытащили из круга и, дав напоследок по тумаку, вышвырнули с площади. Вслед нам понеслась брань, но мы не прислушивались.
День уже прошел наполовину, делать вроде бы и нечего, да и Убай заторопился домой. Я иду и раздумываю: что, если потратить рубль-другой, купить бедной маме и сестренкам фунтов десять риса, маша, пару фунтов сала, немного мяса да еще всякой мелочи и передать все это через Убая? Да, но как быть, если мама станет Убая расспрашивать, где он меня видел, или скажет: поведи меня к нему, найди его! Что тогда делать Убаю? Правда, я скитаюсь уже несколько месяцев. Ну, да кое-кто в махалле знает, что я жив-здоров, и маме, верно, это внушили. Сколько уже мы терпели, и они и я, потерпим еще чуть-чуть… Все равно теперь больше недели я у Хаджи-баба не останусь.