Я лечу за фургоном по воздуху так высоко, как какой-нибудь гребаный самолет. А Дэвлин, должно быть, гонит свою машину очень быстро, сигналя клаксоном и крича на других водителей. Но, кроме шума ветра да чириканий изредка пролетающих мимо птиц, ничего не слышу — уж очень я высоко забрался. У меня такое ощущение, что если я закрою глаза, то усну, к черту, на веки вечные, поэтому я стараюсь держать их открытыми. Я стараюсь запоминать всякие разные подробности и не забывать, что я все-таки шпион. Ведь мне нужно замечать все вокруг, чтобы потом рассказать об этом Мыскину и Броку. Но когда я смотрю на машины внизу, которые кажутся детскими игрушками, и на здания, которые выглядят старыми и грязными, потому что люди ни разу не поднимались на крышу, чтобы счистить оттуда все дерьмо, накопившееся там за годы, начинаю думать, что вряд ли смогу рассказать о произошедшем. Есть что-то такое в моем мозгу что дает мне понять, что то, что я вижу сейчас, — не для Мыскина и Брока и Департамента безопасности. Такое ощущение, что мне кто-то позволил подглядеть за чем-то очень важным. И все это предназначается только для меня. Вроде этакого персонального шоу.
Я наблюдаю за фургоном Дэвлина Уильямса, который мчится по загруженным улицам Лондона, а потом останавливается у какого-то здоровенного здания. Это больница. Он въезжает прямо на тротуар, выпрыгивает из машины, а из дверей больницы выскакивают какие-то люди, чтобы ему помочь. Я ныряю вниз и, подлетая, вижу, что откидная задняя дверца фургона чуть ли не упирается в двери больницы, которые так и остались открытыми. Когда я наконец спускаюсь на тротуар, то вижу, что фургон пуст, и слышу, как его двигатель продолжает постукивать и пощелкивать, остывая после сумасшедшей гонки. Задняя часть фургона похожа на маленькую телестудию, там полно всяких экранов, проводов и тому подобной технической ерунды. А внутри больницы медсестры уже положили Мартина Мартина на кровать с колесиками и везут его по коридорам к врачам.
Следующее, что я вижу, — это больничная палата. Мартин Мартин лежит в кровати, а Дэвлин Уильямс сидит рядом с ним на стуле и ест виноград. Я вплываю в эту комнату и сажусь напротив Дэвлина Уильямса. Мартин Мартин, теперь уже вымытый и в чистой больничной одежде, все равно выглядит очень больным. Он дергает головой в мою сторону.
— Кхх! Дженсен Перехватчик! — восклицает Мартин Мартин. Он похож на покойника — лицо белое, глаза провалились.
— Мартин Мартин, — сообщаю я.
— Кто. Черт возьми. Ты. Такой? — говорит Дэвлин Уильямс, глядя на меня. От неожиданности он раздавил виноградину, и ее сок течет по его пальцам.