По прибытии партизан на базу многие обстоятельства этого убийства стали прорисовываться четче. Одна за другой выдвигались версии и тут же отпадали как нереальные. Эти важные вопросы для безопасности отряда глубоко обсуждались с Барановским и Ждановым, которые полностью были согласны с действиями Зорича.
«Почему шпиона убил именно Шамко? – задавал себе вопрос Зорич, но ответа никак не находил. – Судя по обстоятельствам, как мне докладывали, он это сделал как бы в естественной ситуации – уничтожил предателя, намеревавшегося переметнуться к немцам.
Информация от других источников говорила, что Шамко буквально охотился за ним. А может, просто хотел избавиться от ненужного свидетеля? Тогда, какого свидетеля? Чем они были связаны друг с другом? Почему это не сделали другие партизаны, наверняка находившиеся рядом с жертвой? Шамко, Шамко, кто он? Как и когда появился в отряде? При каких обстоятельствах и с кем? Всё это надо выяснить – да поскорее!»
Рассуждения ходили и ходили по кругу предположений на основе всё поступающих свежих данных. Майор понимал, что мысли походят на перелетных птиц, если их не наловить сейчас, по горячим следам, то есть вероятность, что их никогда не поймаешь – далеко и безвозвратно улетят. А потому он собирал и собирал по крупицам все попадающие подозрительные данные на Шамко и отправлял их плавить в горячий тигель мыслей внешне холодной головы. Там они выливались в нужную логическую форму.
Наблюдения и аналитическая работа дали положительный результат. По дополнительно полученным материалам становилось ясно, что выстрел Шамко в Сметинского не случаен и явно не мотивирован патриотическим чувством…
Вскоре второй агент был разоблачен. Его попросили рассказать всю правду об убийстве. Сначала он утверждал, что застрелил Сметинского как предателя, пожелавшего сбежать «с поля тяжкого боя» к противнику. Он даже пытался хорохориться, мол, расправился с предателем, но когда Зорич стал уличать убедительными доказательствами его преступных деяний и замаячила угроза расстрела, то агент гестапо сразу же растаял и поплыл, как студень на теплой кухне. Надеясь выторговать и выпросить себе право на жизнь, разоблаченный немецкий лазутчик с собачьей преданностью ловил каждый взгляд, каждый жест допрашивающего его майора.
Но у Зорича уже были неопровержимые данные, что убийство произошло не так, как обрисовывал его убийца.
– Почему вы посчитали его за предателя? – неожиданно строго спросил Зорич.
Шамко заволновался и ничего вразумительного не ответил, хотя и пытался перечислить ряд признаков подозрительного поведения своей жертвы.