«Так что мне передать генералу?», – сквозь челюсть гордыни произнес Дейч.
«Передайте генералу, что я никому не служу…».
«И все?», – изумился Дейч.
«Абсолютно все».
«Но мне не понятен ваш ответ. Я не могу просто так уйти».
«А я и не отпускал вас, вы передадите мои слова генералу, когда мне будет угодно. Судя по всему, вас не предупредили об одной очень тонкой детали. Все, кто бывал у меня дома, пока меня не было… – и здесь Господин романтично вздохнул, подпирая молчанием наиважнейшее, – должны остаться в моих гостях, пока мне не надоест».
«Должны?»
«Должны, Дейч, должны».
«Нет! Я остаться не могу. „Вешайтесь Все“ не отпускает меня на столь длительное время», – в испуге оборонялся Дейч.
Господин поставил фонарь на самый край к озеру и, запустив в карман теплую руку, отталкивающе улыбнулся.
«В борьбе за высокое положение – смотри на себя!», – Господин, только сказав это, хватко вывернул карман, достав полную руку мелко нарезанного мяса. И терпеливо присев у края озера, поманил гостя, цитируя имя его: «Дейч, Дейч, Дейч, ко мне».
Чайный дух разогрелся, уснув в фигурке темной собаки, и сизый фонарик поменял цвет луча, сделавшись красным. «Вам характерна любовь к комфорту и общая расслабленность, вам не обмануть меня, Дейч, потому что я знаю, где все то, что вы так сердито ищете».
Цветущие каштаны заманили пса в сетку ветвей, когда губы пророка сомкнулись от усталости перевода молитв, портрет без лица улыбнулся пустыней, и здешний Господин направил фонарик на извилистую тропу, чтобы обогнуть соленое озеро и вернуться в свой порядочный дом.
«Вот здесь очень важно спотыкнуться», – опрятно напомнил сахарный Господин, недовольному гостю указывая на самаркандский коврик. «Если вы сидите на кухне, друг мой, значит, у вас закончились деньги, стало быть, нам правее в пастельную комнату, когда-то постоялец этого дома очень много зарабатывал на браках, и там есть много чего связанного с этим таинством».
«Согласитесь с тем, что я мог бы вести вас сквозь лес не первый час, и это стало бы искусством», – продолжил Господин, усаживая гостя на кремовые софы.
«Для кого?», – с претензией возразил гость, заправляя в сапоги полосатую штанинку.
«Вот для кого – это уже вопрос памяти. Вообразите, Дейч, вот если бы каждую память отдельного человека, будь она зрительная, мысленная, материальная, духовная, сокровенная, можно было бы сравнивая оценивать, как бы нам всем здесь жилось? Возможно, это прибавило бы в нас немного совести или, скажем, стыда».
«Я не думаю. Я не могу так думать, это все глупость», – заранее отвергая, нервничал гость.