– Очень приятно, – отозвался Илья, слегка поклонившись.
– Кофе? – Юрий хотел, чтобы единственный зритель чувствовал себя комфортно.
– С удовольствием. – Ей начинало нравиться свалившееся на голову приключение.
Абрикосов вышел из зала, открыл дверь осветительской, набрал из крана воды в стакан-кипятильник, воткнул штепсель в розетку и, вернувшись в зал, поставил перед Альдоной пепельницу. Девушка поблагодарила, стряхнула пепел на чистую полированную поверхность.
– Кофе вот-вот будет готов, не скучайте.
– Все в порядке, – заверила девушка.
Абрикосов услышал, как булькает вода, и вышел из зала.
В осветительской Юрий засыпал растворимый кофе в чашки, залил кипятком.
Подошел к окошку в стене, через которое инженер по свету следит за ходом спектакля. В зале стояла напряженная тишина.
Илья уселся на скамью, раскрыл книгу, а Нугман расхаживал рядом.
Юрий взял чашки и внес в зал. Одну поставил перед Альдоной.
– Спасибо.
Потом сам глотнул кофе, раскурил потухшую сигарету, прошелся по площадке, выключил «пистолеты», освещавшие зрительские места.
Актеры молча сидели на ярко освещенной скамейке, а Юрий взобрался на самый верхний, последний ряд. В своем плаще на фоне черной стены он стал практически не виден.
Нугман отошел в глубину площадки, с минуту постоял, повернулся и побрел по шуршащей листве. Спектакль начался.
Монолог Джерри о собаке решал – быть или не быть успеху.
Обычно, когда дело доходило до этого момента, Юрий начинал волноваться, но сегодня после первых же фраз Нугмана понял – случилось.
Уже каким-то чужим, посторонним взглядом Абрикосов отметил, как стало мертвенно-бледным лицо Ильи, когда Нугман произнес:
– История о Джерри и собаке.
И тревога Юрия сменилась печальным блаженством, которое Абрикосов испытывал каждый раз, прощаясь со спектаклем. Ведь в тот миг, когда спектакль приходит к кому-то: зрителю, актерам – в это же самое мгновение он и уходит от кого-то.
И только один человек на свете знает, от кого уходит живое существо под названием «спектакль». Знает, так как сам его создал.
Юрий глядел на взволнованное лицо Нугмана, объяснявшего что-то Илье, и понимал что все кончено.
Юрий прикрыл глаза. Чтобы знать, как идет спектакль, необязательно видеть актеров. Достаточно слышать тон роли…
Абрикосов открыл глаза, в наступившей тишине слышались с трудом сдерживаемые всхлипывания.
Плакала Альдона. Юрий не мог видеть лица, но вздрагивавшие плечи девушки говорили лучше всяких слов.
Между ней и артистами установилась та магическая связь, ради которой и существует театр. Абрикосов поднялся и на тихо вышел из зала.