Она не была сверху.
Джина знала, что он предпочитал позу наездницы, потому что так она управляла ситуацией. Даже когда его раны достаточно зажили, чтобы допустить иные позиции, Макс всегда был слишком зажат и слишком боялся, что Джина почувствует себя пришпиленной к поверхности, если они сменят дислокацию.
Джина знала также, что он пытался все упростить, а не усложнить, но из-за его поведения, закрывая глаза, почти всегда вспоминала угнанный самолет и изнасилование.
Это сквозило в его осторожности, в постоянных проверках, все ли с ней нормально, в попытках скрыть, что он думает о прошлом. Он всегда о нем думал.
Всегда.
Но теперь прошлое между ними не стояло. Между ними не было ничего.
Только Макс. И он не пригвождал ее собой, а ставил на якорь, дарил безопасность.
– Джина, – выдохнул он, когда она напряглась под ним, желая прижаться к нему еще крепче, еще плотнее. – Ты…
«Не спрашивай, все ли со мной в порядке. Прошу, не спрашивай…»
– Боже, – выдохнул он, и слово словно вырвалось из глотки. – Мне так хорошо. Я не могу… нет…
Его внезапная разрядка подарила Джине невероятный прилив возбуждения, и она быстро и бурно кончила в вихре ослепляющего удовольствия, ставшего еще более насыщенным из-за знания, что Макс переживает то же самое.
– Я люблю тебя, – ахнула она в такт биению сердца, а Макс просто держал ее, все еще прижимая к себе, пока они пытались перевести дух. Джина не помнила, говорила ли ему раньше эти слова.
– Черт! Простите! – донесся голос Джоунса.
О боже! Джина повернулась к дверному проему между кухней и коридором – там даже не было двери, которую при необходимости побыть наедине можно было бы закрыть.
Макс сразу же принялся прикрывать ее наготу халатом и своим телом.
Но Джоунс не стоял в дверях.
По крайней мере, больше не стоял.
– Я не смотрю! – крикнул он из коридора. – Извините, просто… вы нам действительно нужны наверху.
Голос по-прежнему монотонно повторял то же самое сообщение в мегафон. Забавно, что спустя некоторое время Джина перестала его слышать.
– Хотя, Иисусе, Багат, я лучше воспользуюсь этой ниткой, чтобы наложить тебе швы, если ты собираешься… Что?
Молли что-то неразборчиво забормотала, и послышался звук удаляющихся шагов.
Совершенно униженная, Джина начала смеяться.
– Боже мой, – сказала она, – неужели мы и вправду только что это сделали?
И, черт возьми, без презерватива. Совершенно не в обычной манере Макса.
Возможно, он лгал, говоря, что не думает об их неизбежной смерти. Предохранение от беременности не имеет значения, если им осталось жить всего несколько дней – или часов.