— Как ее убили?
— Ударили в шею. Видимо, ножом или другим острым предметом.
— И ты считаешь, что это мог быть мужчина?
— Не уверен. Такое убийство могла совершить и женщина. Я не смог увидеть характер ранений. Она лежала в коридоре. Видимо, там ее и настиг убийца. Я даже не сумел увидеть, в каком платье она была. А может, она вообще была в халате. Ее накрыли простыней.
— Почему ты думаешь, что она могла быть в халате?
— Незадолго до вашего прихода мы с ней разговаривали по телефону. Она мне позвонила сама.
— Значит, первым человеком, которого будут допрашивать, будешь именно ты, — хмыкнул комиссар, — и еще твои отпечатки пальцев. А вчера вы были в баре вместе?
— Сидели и разговаривали, — подтвердил Дронго.
— Тогда ты точно главный подозреваемый, — согласился Брюлей, — тебе очень повезло, что у тебя есть алиби и такой важный свидетель, как я. Хотя на месте убийцы, тем более такого опытного убийцы, как ты, я бы совершил преступление и сразу спустился вниз, чтобы встретиться с комиссаром и обеспечить себе абсолютное алиби.
— Не получается, — возразил Дронго, — ее убили совсем недавно. Несколько минут назад. И почти сразу нашли. А я с вами разговариваю уже достаточно давно. Не получается. Алиби у меня просто железное.
— Это хорошо, — кивнул Брюлей, — а теперь еще раз к халату. Почему она могла быть в халате?
— Она сказала, что у нее сейчас находится массажистка.
— Та самая, которая хотела от нее уйти?
— Да, — подтвердил Дронго.
— Что еще?
— Когда мы с вами разговаривали, мимо нас пробежала визажистка, с которой она работала. Но самой визажистки на этаже я не увидел. Получается, что убитая куда-то собиралась идти. Или с кем-то встречаться.
— Почему? Она не выходит без макияжа?
— Никогда. Даже в полночь, если ей нужно с кем-то встретиться. Она тоже вызывает визажистку. Не забывайте, что она была известной топ-моделью, и здесь, в Париже, повсюду ее фотографии. Она была легко узнаваемым человеком.
— Трудная жизнь у этих девочек, — сказал Брюлей, — сначала нужно пройти тысячу испытаний, чтобы оказаться на вершине. А потом приложить еще две тысячи усилий, чтобы удержаться на этой вершине.
— В любом виде творчества подобные истории не редкость, — задумчиво произнес Дронго, — разве легче стать известным музыкантом, певцом, писателем или художником? И еще труднее удерживать интерес к своей особе на протяжении многих лет. Сколько мы можем вспомнить «однодневок», которые вспыхивали и сразу гасли. Только очень немногие удерживаются на вершине в течение всей жизни. Это особое искусство приспособляемости.