— Но почему вы просто не открыли этот секрет? — продолжил расспрашивать он. — Вы могли прекратить всё это много лет назад.
— Твой отец никогда не поднимал на меня руку, — мягко заметила она. — Тем не менее, он достаточно ясно дал мне понять, что если я раскрою кому-нибудь правду, то за этим последует скорая и неминуемая расплата. Последствия моего неповиновения были бы ужасны, но я боялась не за себя, а за своих детей, ведь твой отец мог отдать Саймона другому попечителю, или даже причинить ему вред, если я расскажу кому-нибудь, что он наделал. Он мог отобрать у меня дочь, и сделать так, чтобы я никогда её больше не увидела. Я уже и так много потеряла, и рисковать ещё чем-то просто не могла. Поэтому я хранила молчание и позволила ему поступать так, как он хотел.
— А почему вы не заговорили, когда герцог умер? — тихо спросила Лилиан. — После его смерти вы могли бы рассказать правду, не опасаясь каких-либо последствий.
— Разве? — полным сарказма голосом парировала герцогиня. — Вы видели моего сына, мисс Мэйхью. Саймон, конечно, жив, но он совершеннейшее дитя. Если спустя столько лет я расскажу о том, что произошло, безусловно, последуют судебные разбирательства, которые будут выявлять все последствия этих событий. Все вовлечённые стороны, включая моего сына, будут вызваны в суд для дачи разъяснений по поводу сложившихся обстоятельств. Его подвергнут расспросам, чтобы оценить, может ли он исполнять обязанности, налагаемые на носителя герцогского титула. Как вы думаете, выдержит ли он такое, и как это на него повлияет?
Саймон покачал головой, представив себе брата, такого бесхитростного и невинного. Всю жизнь его держали в коттедже в изоляции и тщательно защищали от какого-либо воздействия внешнего мира. Саймон даже не мог вообразить, как отреагирует брат на шум, давку и тесноту лондонских улиц, на то, что его оставят для допроса с пристрастием один на один с людьми, которых он никогда прежде не видел, и которые вряд ли будут обращаться с ним с привычной для него деликатностью и добротой.
— Он не выдержит этого испытания, — произнёс Саймон. — Хуже того, над ним будут потешаться и осмеивать его. Найдутся и такие, которые посчитают его кем-то вроде циркового клоуна или балаганного шута.
Герцогиня кивнула, соглашаясь, а слёзы бежали вниз по её щекам.
— И ради чего всё это? Твой дядя Чарльз уже десять лет как мёртв, кузен Эндрю предпочёл жизнь священнослужителя судьбе пэра. Мы оба прекрасно понимаем, как бы он ненавидел выходы в свет, которые сопровождались бы непрекращающимися скандальными слухами об обстоятельствах принятия им титула.