— Конечно, — сказал он вслух.
Диого откопал свой ручной терминал и вызвал запись. Терминал Миллера принял передачу и загудел, сообщая о новой загрузке.
— Чика пердида[38] из связистов смешала отрывки записи с Бхангрой. — Диого, покачивая бедрами, изобразил несколько коленец танца. — Круто, а?
Диого с добровольцами АВП взломали ценнейшую научную станцию, набили морду самой могущественной и злобной корпорации в истории власти и зла. А теперь они кладут на музыку вопли умирающих. Или мертвых. И пляшут под нее в дешевом клубе. «Каково это, — подумал Миллер, — быть молодым и бессердечным?»
Хотя нет. Он несправедлив. Диого — добрый мальчик. Просто он наивен. Вселенная это исправит, дай только срок.
— Круто, — согласился он. Диого ухмыльнулся.
Запись ждала подключения. Миллер выключил свет, откинулся на узкую кровать, уносившую его против вращения. Он не хотел слышать. Не хотел знать. Должен был.
Поначалу звуки ничего не значили: электронный визг и бешеная буря помех. Потом, как будто из глубины этого шума, музыка. Хор скрипок, нарастающих в протяжном далеком крещендо. А потом, явственно, словно говорили в микрофон, — голос.
— Кролики и хомячки. Экология нестабильная, круглая и голубая, как лунный луч. Август.
Конечно, говорил не человек. Компьютерная система Эроса могла генерировать вполне убедительные голоса и акценты. Мужские, женские, детские голоса. И сколько миллионов часов записей сохранилось на компьютерах по всей станции?
Опять электронный щебет, словно выпустили стайку вьюрков. И снова голос — женский, негромкий, на фоне пульсирующего ритма.
— Пациент жалуется на учащенное сердцебиение и ночную потливость. Симптомы продолжаются три месяца, однако история… — Голос затух, а пульс ударов стал громче. Сложная система Эроса впала в маразм, как старикашка, у которого мозги превращаются в швейцарский сыр. Эрос умирал, менялся, терял разум. А «Протоген» позаботился о звуковой передаче, поэтому Миллер мог слышать, как гибнет станция.
— Я ему не сказала, я ему не сказала, я ему не сказала. Восход. Никогда не видела восхода.
Миллер закрыл глаза и соскользнул в сон под серенаду Эроса. Когда сознание померкло, ему померещилось рядом, на кровати, тело, живое и теплое, тихо дышавшее в ритме белого шума.
Управляющий был тощим человечком. Пышно зачесанные волосы напоминали волну, вечно собирающуюся разбиться о лоб. Комнатушка теснила его, гудя, когда инфраструктура Тихо — вода, воздух, энергия — возбуждалась к действию. Бизнес велся среди труб и проводки. Дешевый импровизированный кабинет. Самое дно.