Белоконь спустился в свежевырытую землянку и представился.
Капитан Чистяков был один. Молодой, круглолицый мужчина сидел за столом с кипой бумаг, чернилами и коптящей лампой из гильзы. На груди у него были две орденские планки – Боевого Красного Знамени и Отечественной войны. Чистяков почему-то страшно обрадовался появлению заблудшего сержанта.
– Ох, и вовремя ты, Белоконь! – воскликнул он и хлопнул ладонью по столу. – Вот молодец! А через минуту бы явился, я б тебя удавил, ей-богу!..
– Виноват, товарищ капитан? – то ли спросил, то ли сказал Белоконь.
– Список у меня огромный, понимаешь? Вношу пропавших без вести. Я как раз до твоей батареи дошел. Вот тебя бы сюда первым и вписал – по алфавиту. Говорю же, если бы ты позже ко мне свалился, удавил бы, чесслово! Это же снова все переписывать!.. С утра за бумагами сижу, ум за разум уже заходит.
Белоконь сообщил капитану о распоряжении Дубинского временно приставить его, Белоконя, к санчасти. Чистяков пожал плечами и продолжал о своем:
– Вот, видишь, сержант, все вы мне достались, и я теперь весь день заполняю бланки на похоронки. Три человека выживших, почти всех остальных приходится писать пропавшими без вести. Ах, да! Если ты сможешь железно подтвердить чью-нибудь гибель в бою, напишу посмертные представления на медали.
Белоконь назвал Еремина и троих уничтоженных у него на глазах солдат его расчета.
– Это те, что железно, – сказал он, – но могу подтвердить и остальных.
– Не надо остальных. Я и на этих напишу, только чтобы совесть моя была чиста. Сам, наверное, догадываешься, что после такого отступления никаких поощрений не будет и все бумаги завернут.
Чистяков не представлял, куда делся Дубинский, поэтому он, не мудрствуя лукаво, оставил приказ полковника в силе. Белоконю предлагалось пока побыть при госпитале. Отправлять сержанта в пехоту капитану было не с руки: Чистяков ждал, что на него вот-вот с неба свалятся новые пушки и готовился столкнуться с нехваткой обученных кадров. В таких случаях бывалыми сержантами не разбрасываются. А в санчасти Белоконь будет как у Христа за пазухой. Но от него требовалось являться в штаб каждые два дня – если орудия все-таки прибудут, сержант понадобится для натаскивания расчетов.
Напоследок капитан написал Белоконю записку для получения нового обмундирования.
* * *
Белоконь готов был к тому, что за новую форму ему придется самоотверженно сражаться со снабженцами. Солдатам постоянно пытались втюхать какое-то рванье, едва прокипяченные после предыдущих владельцев обноски. Однако в этот раз в штабе распределяли новые вещи из свежей партии. Сержанту без боя выдали пахнущую фабрикой гимнастерку, летние галифе, панталоны, нательную майку, новый вещмешок, фляжку и даже пилотку. Он давно рассчитывал заменить сапоги хорошими армейскими ботинками, но обуви в новой партии обмундирования не было, только портянки.