По склону неторопливо спустился невысокий человек, при виде которого у сотен арестантов участилось дыхание. Белоконь закрыл глаза и постарался устоять на месте. Опять он, Керженцев. Но сейчас его не достать. Особисты в овраге, сверху, везде…
Но Рита! Эта тварь собирается… Нет! Люся! Нужно думать о Люсе. О Люсе и о малышах – Славка, Ира, Светочка…
Капитан госбезопасности неторопливо прошелся вдоль строя. Он оглядывал штрафников лениво, то и дело морщась. Пока длился этот смотр, вниз спустились еще несколько военных. Новоприбывших арестанты почти не заметили.
Керженцев стал перед строем и заложил руки за спину. Он улыбался. Улыбался под сотнями яростных взглядов. Прошла минута. Штрафники молчали. Керженцев скалился. Наконец в рядах кто-то не выдержал, прошипел:
– С-сучонок!
Тут и там раздавался шепоток:
– Лыбишься, ублюдок…
– Гад…
– Насосался крови, подлюка…
Капитан госбезопасности рассмеялся. При этом он смотрел на солдат прежним внимательным взглядом. Проклятья стали громче.
Керженцев сделал знак рукой, и двое энкавэдэшников стали у него за спиной. Капитан ткнул пальцем в одного из штрафников во второй шеренге.
– Ты! Выйти из строя. Ты, ты и ты, – добавил он, указывая на бойцов. – Ну-ка вперед! Так, теперь сомкнуться плечом к плечу. Выполнять, падаль! Отлично.
Четверо арестантов выстроились в линию. Они по-прежнему стояли лицами к Керженцеву. От остальных их отделяло расстояние в два шага.
От группы военных, спустившихся в овраг вслед за Керженцевым, отделился офицер. Он подошел к капитану и негромко спросил:
– Что вы делаете?
– Провожу демонстрационное мероприятие, – так же тихо ответил Керженцев. – Не вмешивайтесь, товарищ Титов, это еще не ваша рота.
Белоконю с его места было четко слышно каждое слово. Он стоял почти напротив капитана, в нескольких метрах слева от бедолаг, выбранных для «демонстрационного мероприятия». Титова он мог разглядеть подробно.
Это был приземистый человек, капитан с прекрасной выправкой. Правда, первыми в глаза бросались не петлицы и не фигура Титова. Правая половина его лица была изуродована ожогом, глаз закрывало бельмо.
– Я не могу не вмешиваться, – сказал он. – Это произвол.
– Попридержите язык, капитан, – ответил Керженцев. – Вы все-таки мне не ровня… Я вижу, вы плохо понимаете, что мы имеем дело с мразью. А с мразью иначе нельзя… Действуйте! – громко сказал он через плечо.
Автоматчики стали перед четверкой арестантов. Те зашевелились.
– Целься! – скомандовал Керженцев.
В рядах штрафников поднялся гул.
– Пожалейте хотя бы остальных! – сказал Титов. – Они же не только этих положат!