— Эй, малец! — Марк с улыбкой вручает мне плоскую белую коробку. — Я же сказал, что угощу тебя пиццей.
Сердце екает. Я улыбаюсь в ответ. И трясу головой, отказываясь от подарка. Я знаю, что недостоин его. Пытаюсь вернуть коробку с пиццей Марку. На долю секунды в мире не существует никого, кроме нас двоих. Мне удалось заглянуть ему в сердце. И я вижу, что он меня понимает. Он молчит, но я слышу, что он хочет мне сказать. И я беру коробку. Глядя ему прямо в глаза, я говорю:
— Спасибо, сэр.
И тогда Марк гладит меня по голове на прощание. А я наслаждаюсь теплым ароматом пиццы, идущим из коробки.
— Фирменная, как я и обещал! И… малыш… ты держись там. Все будет хорошо.
Я иду к двери, крепко сжимая в руках теплую коробку с пиццей. Припаркованная у дороги полицейская машина почти скрылась в густом вечернем тумане. Я забираюсь на переднее сиденье, а коробку с пиццей полицейский кладет назад. Я слышу, как она с мягким стуком соскальзывает на пол, но не решаюсь обернуться и поправить. Дую на пальцы, пытаясь согреть их, и настороженно наблюдаю за тем, как полицейский обходит машину и садится на водительское место. Первым делом он берется за рацию. Тихий женский голос отвечает на его звонок. Я отворачиваюсь, чтобы в последний раз посмотреть на пиццерию. Марк и несколько посетителей, ежась от холода, стоят снаружи. Когда полицейская машина начинает медленно отъезжать, Марк поднимает руку, показывает мне знак «мир», а потом начинает махать вслед. Те, кто стоит рядом, постепенно присоединяются к нему.
Я чувствую, как к горлу подступает комок. По щекам текут соленые слезы. Мне почему-то кажется, что я буду скучать по Марку. Смотрю вниз, на ноги, и пытаюсь пошевелить пальцами в кроссовках. Один из них тут же выглядывает из дырки.
— Итак, — начинает разговор офицер. — Первый раз в полицейской машине?
— Да, сэр, — отвечаю я. — Я… то есть… у меня проблемы, сэр?
Он улыбается:
— Нет, конечно. Мы просто беспокоимся за тебя. Уже довольно поздно, а ты еще ребенок, поэтому тебе не стоит гулять по улицам в одиночестве. Как тебя зовут?
Я снова перевожу взгляд на вылезший из кроссовки большой палец.
— Да ладно тебе. Ничего страшного, если ты скажешь мне свое имя.
Вместо ответа я пытаюсь откашляться. Не хочу разговаривать с полицейским. Вообще ни с кем не хочу разговаривать. Каждый раз, стоит мне открыть рот, я оказываюсь на шаг ближе к возвращению в «сумасшедший дом». «Но что я могу сделать?» — думаю я. У меня была возможность добраться до реки, но я ее упустил. И теперь мне все равно, что со мной будет. До тех пор, пока я снова не окажусь в ее когтях. Через несколько секунд я, запинаясь, отвечаю полицейскому: