— Дорогой кузен, вы доставили нам несказанную радость, прибыв так скоро вместе с вашей прелестной дочерью. Анжелика, с тех пор как я вас видел в последний раз, вы еще больше похорошели. Не так ли? Ну разве она не похожа на ангела? — спросил он, поворачиваясь к жене.
— Вы совершенно правы, — подтвердила та, вновь надев маску холодной отстраненности. — В каком-нибудь другом платье она была бы божественна. Присядьте на этот табурет, милая, чтобы мы смогли лучше вас рассмотреть.
— Кузен мой, — сказал Арман де Сансе, чей грубоватый голос странно прозвучал в этом изящном зале, — я бы хотел немедленно, не откладывая, поговорить с вами о важном деле.
Маркиз удивленно поднял брови:
— Правда? Я вас слушаю.
— Сожалею, но о подобных вещах удобнее говорить наедине.
Господин дю Плесси бросил на родственника насмешливо-смиренный взгляд.
— Конечно, мой кузен барон, конечно. Пойдемте в кабинет. Дамы, простите нас, мы скоро вернемся.
В то мгновение, когда кузены направились к выходу, один из молодых людей с завитыми волосами, напудренный и даже накрашенный, вдруг повернулся и окликнул барона:
— Месье де Сансе!
И, когда тот остановился, спросил:
— Вы, наверное, всегда охотитесь с чеглоком?
Зал прыснул со смеху.
— Ни с чеглоком, ни с соколом, — парировал барон, поначалу озадаченный. — Я не охочусь, у меня нет на это времени…
Должно быть, ответ впечатлил гостей, ибо смех внезапно смолк и разговор принял совершенно другое направление. Анжелика не поняла, в чем смысл шутки, но почувствовала, что над ее отцом хотели посмеяться.
Устроившись на табурете, она оказалась прямо под прицелом любопытных взоров гостей. Анжелика взяла себя в руки, и бушующее в ней чувство обиды немного утихло.
Теперь она могла хорошо разглядеть окружающие ее лица. Большинство людей были ей незнакомы. Однако рядом с маркизой стояла очень красивая женщина, которую Анжелика узнала по белой жемчужной коже ее декольте.
«Мадам де Ришвиль», — подумала она.
Отороченное золотом платье графини и ее расшитый бриллиантами пластрон еще сильнее заставляли Анжелику осознать, насколько нелепым было ее собственное серое платье. Все дамы сверкали с головы до ног. Они носили на поясах странные безделушки: маленькие зеркальца, черепаховые гребни, бонбоньерки и часики. Никогда Анжелика не сможет так одеваться. Никогда она не сможет смотреть на других с таким высокомерием. Никогда ей не научиться этим изысканным сладким певучим интонациям, которые, казалось, производились во рту волшебными сосательными конфетками из бонбоньерок.
— Дорогая, — сказала одна дама другой, — у нее восхитительные волосы, но, по всей видимости, за ними никогда не ухаживали.