— Мама! Мама!
Проснувшись в поту, Фрэнси все еще кричала, сердце бешено колотилось. Наконец она увидела, что перед ней стоит напуганный Адриан, решивший, что она умирает.
Увидев, что мать жива, он разрыдался и залез в постель, чтобы обнять ее.
— Это просто страшный сон, милый, — успокоила его Фрэнси.
— Мама, где ты была? — сквозь плач спрашивал Адриан. — Почему тебя не было дома?
— Иногда мне нужно уезжать по работе.
— Но это было слишком долго.
— Да, на этот раз слишком долго.
— Я не хочу жить у бабушки с дедушкой. Я хочу жить с тобой. И чтобы папа к нам вернулся.
— Ш-ш… не плачь.
— Мамочка, я так тебя люблю.
— И я тебя. Очень сильно.
— А Бэлль ты больше любишь?
— Нет.
— Скажи, что точно не любишь ее сильнее.
— Точно.
Адриан успокоился. Он лежал, свернувшись калачиком, на животе у Фрэнси, точно так же, как в раннем детстве. Она, закрыв глаза, слушала, как он дышит. И никакие звуки ее не беспокоили, все было хорошо. Внезапно Фрэнси захлестнуло сильное чувство, будто они вновь стали единым целым, будто он опять у нее в животе.
Он родился таким крошечным, меньше, чем Бэлль, и как-то беззащитнее. Хрупкий цветок, не созданный для того, чтобы пойти по стопам матери. Да он бы и не заинтересовался всем этим. Склад ума у него скорее философский. Наверное, станет ученым или программистом. Он любит смотреть на звезды, и у него всегда наготове вопрос о происхождении всего сущего.
— Зачем нужен Бог? — спросил он однажды.
Фрэнси, вечно метавшаяся между верой и неверием, удивилась вопросу пятилетнего мальчика, который, как следовало из его слов, полагал, что Бог есть. И спрашивал: «Зачем Он нужен?»
— Чтобы следить за нами, за людьми, — ответила она.
— А зачем? — настаивал он.
— Потому что мы не всегда поступаем как надо. Подумав пару секунда, Адриан сделал вывод, что Фрэнси имела в виду следующее:
— Нельзя бить других людей.
И он посмотрел на нее чистыми, невинными глазами, веря, что мама — хороший человек, верная раба Божья. Она тогда спряталась от него в туалете, а затем долго стояла под холодным душем в надежде ослабить жгучий стыд. Нет. Она была сволочью, да, во всяком случае, в глазах Бога (если Он существует). Да и кто Он (Она? Оно?) такой, чтобы вдалбливать всякие заповеди в головы людям? Об этом Фрэнси предпочитала не задумываться. Она устанавливала собственные законы и заповеди, писала собственное евангелие.
— Аминь, — наконец сказала она, снова стоя под душем и смывая холодный пот, уже вернувшись домой после кошмара, пережитого в бункере.
В ночь накануне вновь назначенных крестин Бэлль трое детей из армии Зака были взяты с поличным в одной из приватных кабинок в клубе «Леруа» при попытке сбыть стимулирующие вещества в стельку пьяным богатым девкам, которым они, кстати, были уже совершенно лишними. Эрьян и Манге приволокли деток в кабак, который крышевала Фрэнси. Хозяин и бровью не повел, когда эта компания постучалась к нему с черного хода. Подросткам как следует надавали по морде и стали допрашивать, где Зак, где товар, кто их постоянные клиенты, где держат Юханссона и так далее. Детишки не произнесли ни слова, а потом каждый внезапно вытащил по капсуле с цианистым калием, спрятанной в одежде, проглотил яд и тут же умер. Эрьяну и Манге пришлось оставить трупы в ресторане, который, к слову, славился блюдами из филе.