— Да, — отозвался доктор, кусая ноготь. — Она самая. Формула морфина. Черт! Неужели в этом доме сплошные яды и наркотики и больше ничего? — И замолчал, сердито сопя.
— Морфин? Но это же не то, что…
— Нет. Там был гиоскин. А миссис Куэйл угостили мышьяком. Про морфин я ничего не знаю. Разве что… Нет, отравить им никого не собирались.
Сарджент склонил голову набок и спросил:
— Док, а вы от нас ничего, часом, не утаиваете?
— Утаиваю? От вас? — завопил Рид. — С какой стати?! Ну и ну, Джо Сарджент, надо же такое ляпнуть! Да что я, не знаю своего дела, что ли? А?!
— Я этого не говорил, док. Я просто спросил…
— Спросил? Он, видите ли, спросил! Так слушайте меня внимательно. — Коронер немного походил по комнате, потом резко обернулся к Сардженту и сказал: — Если вы начнете тут копать, то можете выкопать такую яму, что провалитесь в нее с головой.
— Это уж моя проблема, док. Ладно, пойдемте поговорим с судьей.
Рид пристально посмотрел на него, затем кивнул:
— Ну, дело ваше. Погодите. По дороге давайте заглянем к этой самой медсестре. А миссис Куэйл в курсе? — спросил он меня.
— Не думаю. Утром тут творилось что-то несусветное, но она, судя по всему, плохо понимает, что происходит.
Медсестра, миссис Херрис, подтвердила мое предположение. Это была спокойная крупная женщина с усиками и усталыми глазами. По ее словам, миссис Куэйл было уже гораздо лучше, хотя она все еще очень слаба. Ночь прошла неважно — несколько раз у больной была рвота с кровью. В соответствии с указаниями доктора Твиллса она делала промывание желудка, вводила магнезию, делала грелки, давала кофе.
— Дайте-ка я на нее посмотрю, — сказал Рид. — Так, на всякий случай. Не волнуйтесь, я ничего не скажу. Она решит, что меня вызвали помочь Твиллсу.
Он зашел в комнату, закрыл за собой дверь, а Сарджент спросил:
— Вы, миссис Херрис, как я понимаю, не спали всю ночь?
— Разумеется, — спокойно ответила та. — А в чем дело?
— Я бы хотел знать, не слышали ли вы чего-то такого — шума, крика, падения со стороны комнаты мистера Твиллса?
Медсестра задумалась, покусывая нижнюю губу. Потом сказала:
— Криков или падений не было, мистер Сарджент. Но я слышала другое. Уж не знаю, стоит ли об этом говорить…
— Разумеется. Я вас слушаю.
— Я слышала, как кто-то смеялся.
Возможно, все дело было в спокойном тоне, которым она произнесла эти слова, возможно, так на меня влиял узкий холл с коричневыми дверями и белыми фарфоровыми ручками. Ноу меня от этих слов по коже побежали мурашки. В белом халате, с тускло освещенным лицом, она вдруг напомнила мне статую Калигулы. «Я слышала, как кто-то смеялся…»