— Так и будем в молчанку играть? — спросила Казакова. — Или вы меня для этого и пригласили?
— Извините, я неправильно рассчитал время. На сегодня у меня уйма дел, — капитулировал преподаватель.
— А я уж ненароком подумала, что понравилась вам, — сказала Люба, чем еще больше поразила его. Она поднялась, собравшись уйти.
— Подождите. Откуда в вас столько цинизма и наглости? — спросил Элькин, который понемногу начал приходить в себя.
— А разглядывать женские ноги в течение нескольких минут вы не считаете наглостью? — вопросом на вопрос ответила девушка. — Думаете, что я не догадываюсь, для чего вы меня пригласили? Спасовали, профессор. Даже самому себе признаться в этом стыдитесь.
— Ты права, — нашел в себе мужество признаться и перешел на «ты» преподаватель. — Я и сейчас еще нахожусь под впечатлением от твоей внешности, только не могу выбрать линию поведения. Скажи: откуда у молодой девушки такой огромный опыт общения с мужчинами?
— Да нет у меня никакого опыта. Я мало с кем общалась и абсолютно ни с кем не встречалась, — признанием на признание ответила Люба.
— Садись, — мягким, но повелительным тоном произнес хозяин кабинета. Девушка подчинилась.
Все-таки инициатива перешла к более зрелому собеседнику.
— Предлагаю тебе дружбу!
— Не скрою, мне есть от этого прямая выгода.
От откровенной беседы Люба расслабилась, говорила открыто, но уже без вызова. Ее улыбка уже не казалась столь надменной, но продолжала оставаться прохладной.
— Может, отметим начало нашей дружбы? — предложил Элькин.
— Не возражаю.
Люба и сама себе не могла объяснить, почему сразу согласилась. Профессор извлек из холодильника бутылку шампанского и достал из шкафа хрустальные фужеры.
— Ну, — произнес он тост, — за нерушимую дружбу!
Они чокнулись и выпили: мужчина крупными глотками и быстро, а девушка мелкими и медленно. Хозяин кабинета предложил сигарету.
— Спасибо, не курю, — деликатно отказалась Люба. Шампанское вызвало приятное головокружение у непьющей девушки, и она охотно согласилась выпить еще.
Теперь Казакова не казалась недоступной. Чуть засветилась бездонная голубизна глаз, порозовели щеки, стало мягким лицо. Алые, нежные, свежие губы негромко о чем-то щебетали. Но профессор не слушал ее, ему нестерпимо захотелось коснуться этих губ.
— На брудершафт! — предложил Элькин, не выдержав напряжения и разлив остатки шампанского.
— Наливай! — махнув рукой, согласилась Люба, заметно пьянея. Она уже разговаривала с преподавателем на «ты», но обращалась к нему по имени и отчеству. Элькин передал девушке фужер и ее легкая ручка переплелась с его рукой.