. Хрущев впервые услышал о предполагаемом саммите в марте, когда Томпсон привез в Москву приглашение советскому лидеру на встречу в третьей стране.
1 апреля Хрущев сообщил Томпсону, что хотел бы встретиться с Кеннеди в конце мая в Вене или Стокгольме>{44}. Кеннеди собрал советников и обсудил с ними удобную дату встречи. Они остановились на 3 и 4 июня, поскольку 1 июня уже был согласован официальный визит во Францию.
Новость о заинтересованности Москвы в саммите совпала с завершением подготовки секретной операции на Кубе. Узкий круг заместителей министров и руководящих сотрудников ЦРУ, допущенных к планированию, в Учение марта завершили составление плана использования кубинских наемников, о которых с беспокойством говорили Москва и Гавана с октября 1960 года. Гватемальское правительство не желало больше держать их на своей территории, и руководство кубинских беженцев теряло терпение.
1-3 апреля накануне Пасхи ЦРУ представило Кеннеди план вторжения «Запата». Согласно информации ближайшего окружения президента он решил продолжить работу и вернулся в Вашингтон после пасхальных каникул в Палм Бич, полный решимости. «Он принял решение и сообщил нам об этом», — вспоминал позже Банди>{45}. Он не делился своими соображениями по поводу Кубы даже со своим личным другом и будущим биографом Теодором Соренсеном. Соренсен получал отрывочные сведения на встрече, президент выражал обеспокоенность по поводу того, что «многие советники страшатся перспективы войны»>{46}.
На работу президента по рассмотрению новой стадии секретного плана по Кубе сильно влиял грядущий саммит. Вечером 4 апреля после согласования даты встречи на высшем уровне, беседуя с группой контроля над проведением кубинской операции, Кеннеди просил, чтобы «было как меньше шума». По его мнению, единственным способом добиться невозможного, было вести двойную политику: ликвидировать советское присутствие в Карибском бассейне и одновременно начать переговоры по разоружению, максимально скрыть участие США в свержении Кастро.
Алексеев в Бразилии
Парадоксально, что в то время как Джон Кеннеди и руководящие сотрудники служб национальной безопасности США шлифовали план действий против Кубы, советское руководство казалось спокойным за безопасность режима Фиделя Кастро. Подготовка к встрече на высшем уровне и отсутствие какой-либо новой информации в марте о намерениях Кеннеди поддерживали уверенность Кремля в том, что новая администрация не повторит ошибок Эйзенхауэра и его серого кардинала Ричарда Никсона.
Угроза вторжения явно уменьшилась, и Александр Алексеев, резидент КГБ и русский фаворит Фиделя Кастро, уехал из Гаваны в Бразилию. «Бразилия — одна из стран, с которой нам необходимо было установить отношения», — вспоминает Алексеев, объясняя свое странное отсутствие на Кубе в апреле 1961 года. У него сложились дружеские отношения с Жанио Куадросом в бытность последнего одним из лидеров оппозиции. Алексеев был переводчиком Куадроса (Куадрос владел испанским, а Алексеев не знал португальского) во время его визита в Москву и Ленинград в 1959 году. «Я на стороне Советского Союза», — говорил Куадрос на встречах с советскими людьми