— На, покушай.
— Благодарствую. Второй день не евши.
Зверево село большое, с просторными выгонами, с пятью мельницами, — две из них водянки. Славится оно испокон веков крепкими мужиками, жадными к работе. После графа Орлова-Давыдова перепали к ним поемные луга и чернозему вдосталь. Зверевские мужики выращивали справную скотину, любили ходких жеребцов, с полянами не роднились и говаривали про них:
— Полянцы выдумщики век, про полянцев присловье есть — немытая, некрытая, лыком шитая...
Покатились Парунькины дни одни за другим, схожие меж собой, как две горошины.
Утром Парунька вставала вместе с хозяйкой, — доила коров, выгоняла в стадо скотину, колола дрова и нянчилась с ребенком, если старшая дочка хозяев еще спала. Хозяин целый день стучал перед избой, починяя телеги. После завтрака Парунька переносила с ним колеса и жерди к избе и обратно в сарай, откидывала навоз на дворе с проходов, чинила сбрую.
Под вечер она стирала пеленки и хозяйское платье, мыла два раза в неделю полы, носила воду в кадку для скотины. Ложилась поздно в кути на хвощовой подстилке, укрываясь своей одеждой. На усталь не жаловалась никогда — хозяева в жнеях этого не любят.
По воскресеньям разряженные девки кружились на околице. Слышалась зычная удаль гармоники и крики, — то играли в горелки и «кошку-мышку». [Горелки — подвижная игра, в которой стоящий впереди ловит по сигналу других участников, убегающих от него поочередно парами. От сопровождающей игру песни: Гори, гори ясно, чтобы не погасло.]
Хозяин покупал фунт подсолнухов, а хозяйка чашечкой делила их на столе — всем поровну. Все до одного выходили тогда к избе. Собирались бабы и мужики, толковали про посевы. Парунька должна была присматривать за младшеньким.
Однажды под вечер хозяйка отпустила Паруньку погулять. Девки рядом сидели на бревнах в проулке, парней с ними не было. Сцепившись руками, тихонько качаясь корпусами взад и вперед, они пели:
Цыганки гадала,
Цыганка гадала,
Цыганка гадала,
За ручку брала...
— Мир вам на гулянье, — сказала Парунька.
— Иди-ка, Пашенька, к нам, — ответили девки, все почти знакомые Паруньке. — Скажи-ка, как у вас погуливают.
— Мало гуляю.
— Что это?
— Так, надоело... Все одно и то же.
Парунька заметила, что в конце ряда хитро шушукаются. Потом одна из девок спросила:
— Верно ли, у вас, в Поляне, быдто девка отравилась, аль хвастают?
— Подруга моя, — ответила Парунька, — отравилась.
На конце зашушукались смелее.
— А што бают, у вас девок много брюхатых, быдто бы все девки ходят тяжелыми...
— Пустяки это. А беременеют девки и у вас, наверное.