Марья торопилась: пробовала бежать и, запыхавшись, снова переходила на шаг. Ее обгоняли сельчане. Казалось, что она не дойдет, а свалится в траву где-нибудь вот здесь, посередине пути!..
Рябило в глазах. Ветлы зверевской околицы сливались с зеленью яровых полей. Пугливо торкалось сердце. Марья прикладывала к кофте руку и слышала его трепыхание.
«Что это я?» — подумала она, шагая по мосту, и вдруг увидела: от толпы откололась кучка девок и парней, а на кочке, у ручья, стоит Парунька и суматошно бьет руками пространство, указывав на село.
Марья сразу почувствовала дрожь в ногах. Мост будто заходил под ней, как живой.
Кто-то поддержал ее и повел к толпе. Это была Устя.
— Споткнулась я, — оправдываясь, сказала Марья не своим голосом.
— Ничего. Иди, матушка, в сторонку, — говорила баба, цепко держа ее под руку. — Главное, сердцем крепись... Всяко бывает...
Марья рванулась, отцепилась от бабьих рук, неистово разрывая локтями тесное кольцо собравшихся, протискалась в середину.
В осоке, у ручья, лежал в лохмотьях ярко-зеленой тины искалеченный труп Федора.
Она вскрикнула, упала и забилась. Бабы захлопотали около нее:
— Клади на траву. Водой ее обрызгивайте скорее...
— Допускать ее не следовало бы...
— Сердце болезной чуяло, бежала к реке, как чумовая...
— Вот оно где сказалось... Шило в мешке не утаишь...
Федор лежал на траве; на груди и под глазами ссадины, лицо все в царапинах. Висок был ободран: под прядями волос чернела рана.
Мужики, дружно сгрудясь, ждали знатока по делам утопших и опившихся — Филю-Жулика.
Фили-Жулика не было. За ним послали.
— Не иначе, стукнул кто-то по голове, — говорит мужик мужику в толпе. — Метки на виске от этого.
— Не иначе, — отвечает тот. — Канитель здоровая, чай, будет. Партейный.
— А может, сам утоп, об прутья да коряги размочалился.
— Сам, — с сомнением говорит молодой парень. — Тут милицию надо. Ясное дело.
— Санька, валяй к председателю. Несомненно, тут неспроста. Парунька правильно говорит.
— Больно горяч, — галдят разом мужики, — догадлив!
— Неспроста? Кто на такое дело решится?
Пришел Филя-Жулик с деревянной лопатой в руках.
Народ торопливо расступился перед ним.
— Уйди оттоль! — закричал он. — Разве можно, воздух загородили. Ногами к солнцу повернуть надо!
Марья поднялась и, не скрывая своей скорби, сосредоточенно смотрела в середину сборища.
— Отступите назад, говорю вам, — кипятился Филя.
Через плечи соседей смотрели люди в середину, но ничего разглядеть было невозможно. Только иногда подскакивал на высоту людских голов затылок Филиппа. Тогда скопом спрашивали: