Я поблагодарил его, но от еды отказался, так как не был голоден. Разобрал свои вещи, повесил их в шкаф и тоже прилег. Партнер мой оказался на редкость разговорчивым и живым. Через час я уже хорошо знал всю его жизнь, характеристику экипажа «Гдова», подробности о работе и рейсах и даже планы Александра на будущее. Из его рассказа я узнал также, что Чернышев является и парторгом судовой ячейки.
По словам Тубакина, весь экипаж «Гдова», возглавляемый капитаном-архангельцем Андреем Федоровичем Рябининым, представляет собой замечательно спаянный коллектив и плавать на лесовозе очень хорошо. О себе он рассказал, что отслужил добровольцем действительную службу на военном флоте на Балтике и после демобилизации пошел прямо в торговый флот. Со временем он хотел стать штурманом. Я повеселел. По первым сведениям, моя новая семья хорошая.
Тубакин рассказал мне, что нужно делать на ночной вахте, где и что лежит, кого и когда будить утром.
В половине двенадцатого к нам постучали, и в каюту вошел вахтенный матрос в полушубке, шапке и русских сапогах:
— Кто из вас меня меняет? Он? Половина двенадцатого. Если хочешь чаю, иди в столовую.
Я спустился в столовую команды. Это было чистое, просторное помещение с длинным столом, привинченным к палубе посередине. Вокруг, тоже привинченные, стояли деревянные диваны. Тут же в столовой находился красный уголок, отделенный застекленной раздвижной переборкой.
За столом сидел кочегар и пил чай с белым хлебом и маслом. Я подсел к нему.
Без пяти минут двенадцать, как это полагалось, я вышел на палубу. Вахтенный отдал мне полушубок и предупредил:
— Смотри за концами. Судно выгружают быстро, и оно поднимается. Ты их потравливай понемногу, а то могут лопнуть.
Он передал мне ключи от всех кладовых и, пожелав счастливой вахты, ушел.
Около двух часов ночи внезапно прекратили выгрузку до утра. На судне стало тихо, и оно погрузилось во мрак. Я зажег приготовленные на такой случай керосиновые фонари и развесил их. Делать больше было нечего. Я обошел все судно и присел на скамеечку у трапа. Хотелось спать. Давали знать пережитое волнение, новые впечатления и то, что не выспался перед вахтой. Глаза закрывались, и я чувствовал, что сейчас засну. Но заснуть на вахте — это конец. Кажется, большего преступления нет на флоте! Нет, нет! Я вскочил, подбежал к ручной помпе и, плеснул себе в лицо холодной водой. Стало немного легче. Чтобы совсем разогнать сон, обежал вокруг надстройки несколько раз, танцевал, притопывая каблуками, взял метлу и принялся подметать спардек. Сон прошел. Несколько раз заглядывал на часы, висевшие в камбузе. Время тянулось нестерпимо медленно. Было всего четыре часа. В половине пятого на палубу вышел вахтенный помощник. Он появился неожиданно, вероятно, проверял вахтенного, но, увидя меня с метлой в руках, ничего не сказал и пошел в каюту. В шесть часов я начал растапливать плиту в камбузе. Она не разжигалась, и я боялся, что команда останется без завтрака, но все обошлось благополучно, — вскоре в плите загудел огонь. Я разбудил кока, уборщицу и буфетчицу, вскипятил паровой самовар и стал готовиться к сдаче вахты. В восемь часов поднял флаг, и меня сменил матрос. Пришли рабочие и приступили к выгрузке. Так началась жизнь на «Гдове» — на моем первом пароходе дальнего плавания.