— Хорошо, — сказал я, вставая со стула. — До свидания, штурман. Мне пора. Когда «Каменец» уходит?
— Дня через четыре. На Ленинград. Ну, пока.
Сахотин небрежно пожал мне руку. Он не задерживал меня. Видно было, что эта встреча не принесла ему удовольствия и тяготила Аллочку.
Я вышел из клуба на залитую электрическим светом улицу. С моря тянуло влажным ветром. Дышалось легко. В бухте блестели огоньки стоявших на якорях судов.
Спустя несколько дней «Каменец-Подольск» ошвартовался бортом к «Гдову».
С парохода сказали, что они простоят недолго, не более суток. Необходимо произвести какие-то сварочные работы, после чего «Каменец» уйдет в рейс.
После нашей последней встречи мне совсем не хотелось видеть Сахотина, но искушение послать матери подарок пересилило.
«Каменец-Подольск», конечно, будет в Ленинграде раньше, чем «Гдов», поэтому я скрепя сердце решил попросить Сахотина передать маме маленький пакет.
В свертке лежали два шелковых платка с напечатанными на них картинками из гавайской жизни. Купил я платки в Гонолулу: один для мамы, один для Жени.
Вахтенный на «Каменец-Подольске», пожилой, горбоносый матрос, с черными с проседью волосами, стоял, облокотившись на фальшборт.
— Где у вас Сахотин живет? — спросил я, поднимаясь на палубу.
— Кто? Сахотин? Этот сачок? Он уже больше здесь не живет, — усмехнулся вахтенный.
— То есть как не живет? А где ж он живет?
— Вот где! — матрос сложил пальцы решеткой. — Попался наконец на спекуляциях. А ты?.. Принес ему что-нибудь?
Он подозрительно оглядел меня с ног до головы, остановившись взглядом на пакете, который я держал в руках.
Я смутился:
— Да нет. Просто так, хотел его повидать. Учились вместе.
— Учились? Удивляюсь, как таких в техникуме держат. Лодырь, хвастун и вдобавок ко всему спекулянт. Хорош штурман из него выйдет!
Видимо, вахтенному хотелось поговорить, но мне было неприятно, что он принимает меня за приятеля и «сподвижника» Сахотина, и я пошел к себе на судно.
1
Бежали месяцы дальнего плавания… Я многое понял. Понял, что китель с блестящими пуговицами, трубка и сдвинутая набекрень фуражка — это совсем не признаки хорошего моряка. Понял, что надо много учиться, чтобы действительно им стать…
Я многое видел… Перед глазами проходили страны, города, люди… Мимо нас проплывали необычные суда: джонки, сампаны, быстрые малайские пироги. На всю жизнь запомнился мне трехмачтовый барк, шедший с блестящими на солнце, как серебро, парусами.
Море бывало то тихое, ласковое, то бурное, ревущее или покрытое на многие мили вокруг белыми просторами льда…