2
«Кола» стояла в экспортной гавани. Только приступили к погрузке цемента, как вахтенный постучал в каюту Микешина.
— Игорь Петрович, вас спрашивают.
Микешин поправил китель и вышел в кают-компанию.
У зеркала, прислонившись к камину, стоял высокий человек в летнем спортивном костюме: редкие, гладко причесанные светлые волосы были разделены пробором, лицо бледное, с длинным «утиным» носом, маленькие голубые глаза.
— Вы вахтенный?
— Я вахтенный.
— На палубе должны быть, а не сидеть в каюте, — процедил незнакомец. — Прикажите матросу внести мои чемоданы.
Микешин рассердился: «Подумаешь, ферт…»
— А к кому вы собственно? — не очень любезно спросил он.
— Я капитан «Колы». Дробыш Георгий Георгиевич. А вы?
— Третий помощник — Микешин Игорь Петрович.
— Так вот, товарищ Микешин, прикажите внести чемоданы и покажите мою каюту.
— Ваша каюта вот здесь. Я сейчас позову старшего помощника. Он откроет ее вам.
Игорь постучал к старшему и, не дожидаясь ответа, просунул голову в дверь:
— Иван Александрович, прибыл новый капитан. Просит открыть каюту. Недоволен чем-то…
Старпом не успел встать из-за стола, как в каюте появился новый капитан:
— Здравствуйте. Почему не встретили? — недовольно проговорил он, пожимая старпому руку.
— Мы не получали вашего сообщения.
— Странно. Я давал радио на инфлот. Ну, хорошо. Дело не в этом. Проводите меня в каюту и захватите с собой судовые документы. Сразу же начнем приемку.
— Есть.
Дробыш и старпом закрылись в капитанской каюте. Микешин остался в кают-компании. Из-за двери доносились голоса. Они то повышались, то совсем затихали.
Микешину очень хотелось знать, о чем идет разговор. Чувствовалось, что новый капитан чем-то раздражен.
Через час Микешин увидел Ивана Александровича. От капитана он вышел красный и возбужденный.
— Какое впечатление? — спросил Игорь.
Старпом посмотрел на него и ничего не ответил.
Весть о том, что на судно прибыл новый капитан, моментально облетела экипаж. Особенно взволновала эта новость комсостав. Обедать все собрались ровно в двенадцать. Дробыш вышел к столу в форменном пиджаке, но без воротничка и галстука. Медная головка запонки торчала из-под кадыка. Он сел в капитанское кресло и, ни на кого не глядя, начал есть. Обычно оживленный, в этот день обед прошел в молчании. Все чувствовали себя настороженно и только изредка перебрасывались короткими фразами. Дробыш неодобрительно посматривал на радиста и Микешина, явившихся к столу без пиджаков, в легких рубашках.
Когда обед кончился, Дробыш, по-прежнему не глядя ни на кого, словно в пустоту, негромко сказал: