Вюртцель старался знать все, что делается в лагере, что думают и говорят в комнатах, какое настроение у моряков. Он задавал невинные, как казалось, вопросы: спрашивал о доме, о Ленинграде, о женах, о заработках на советских судах.
Но моряки быстро раскусили Вюртцеля. С ним охотно разговаривали на невообразимом немецко-русском языке, помогая себе жестами, курили его сигареты, но никогда не забывали, что представляет собой этот ласковый, подтянутый, всегда улыбающийся унтер.
Комендант появлялся в здании редко. Он брезгливо поднимал рукой в замшевой перчатке одеяла и подушки: искал вшей.
Был в Риксбурге еще один офицер, представитель гестапо. Огромным ростом и маленькой головой с карими круглыми, как у совы, неподвижными глазами он напоминал игуанодона. За черные усики и неизменно носимую им шапку альпийских стрелков (она напоминала форму финских лапуасцев[28]) моряки прозвали его «Маннергейм». Гестаповец часто навещал интернированных, иногда пытался вызвать их на разговор, скаля белые, крепкие зубы, но его избегали: было что-то тяжелое и жесткое во взгляде круглых глаз. Да и эмблема гестаповца не располагала к разговорам…
«ILAG-99» не имел радио, и сведения извне проникали очень скудно через унтеров, которые иногда рассказывали о германских победах. За ворота замка никого не выпускали.
Непосредственное общение с интернированными имел также завхоз Колер. Маленький, кривоногий, рыжий, Колер походил на злого гнома. Зеленая куртка с башлыком усиливала это сходство. Он жил тут же на плацу рядом с комендатурой в небольшом каменном доме. У него были куры, свиньи и огород за проволокой. Старый Колер выдавал морякам одежду, посуду, матрацы, уголь и растопку для печей.
По праздникам он одевался в коричневую форму СА, нацеплял на себя всякие значки и отправлялся в город. Судя по знакам различия, он занимал должность обергруппенфюрера. Колер, как и Мюллер, ненавидел русских.
Выдавая уголь, он старался дать его как можно меньше, а если замечал малейшее желание украсть кусок угля, безжалостно бил виновного и страшно ругался. Несмотря на всю ненависть к морякам, Колер не брезговал заняться «торговлей» и выменять на буханку черствого хлеба, несколько пачек сигарет часы или рубашку.
Дни тянулись один за другим нестерпимо медленно, однообразно, похожие один на другой как две капли воды. Никаких событий не происходило, никто особенно не притеснял моряков, и казалось, что жить в «ILAG» кое-как можно и жизнь там течет сравнительно благополучно. Даже бомбежки не нарушали спокойствия этого тихого места.