Дробыш неприязненно посмотрел на Игоря и нехотя ответил:
— Я себя очень плохо чувствую. Просил, чтобы мне давали добавочную миску.
— И что, будут давать?
— Обещал.
— Вам повезло. Правда, к нему никто не обращался.
— Почему?
— Гестаповец…
— А… не все ли равно! — с сердцем сказал Дробыш и быстро зашагал от Игоря…
Теперь «Маннергейм», приходя на плац, искал глазами капитана и, найдя, подзывал к себе. Они мирно беседовали по-английски. Иногда во время таких бесед Дробыш улыбался. Это раздражало моряков.
Как-то Горностаев иронически заметил Дробышу:
— О чем ты с этим мерзавцем разговариваешь? Мировые проблемы решаете или что-нибудь поинтереснее?..
Дробыш спокойно ответил:
— О разных вещах. Вот просил лекарства мне достать. Да он не такой плохой, между прочим. Всегда спрашивает, в чем мы нуждаемся. Обещал газеты присылать, книги. Может быть, радио поставят…
Горностаев круто повернулся и пошел в сторону.
Моряки относились к Дробышу недружелюбно. С большинством капитан не считал нужным разговаривать и держался надменно. Все ненавидели Дробыша, когда он нес свою «дополнительную миску», которую получал теперь по распоряжению «Маннергейма». Моряки считали, что получает он ее несправедливо: есть более истощенные. Повара старались налить ему как можно меньше, Дробыш ругался, требовал и раз даже позвал на помощь Вюртцеля. После этого на кухне его возненавидели еще сильнее…
По заключению доктора Бойко, самым истощенным в лагере был пожилой кочегар Нестеров. В ответ на все просьбы и ходатайства Горностаева начальство разводило руками: «Дали бы добавку, да не из чего».
Однажды Курсак спрятался в темной нише на лестнице и, когда Дробыш проходил мимо со своей миской, выступил вперед:
— Отдайте суп Нестерову. Он совсем ослаб, — проговорил Курсак, смотря на Дробыша ненавидящими глазами. — Лучше отдайте, а не то…
Капитан резко отвел руку Курсака:
— Может быть, я должен отдавать в лазарет весь свой рацион, а сам умереть с голоду?
— Отдай суп! — задыхаясь, прохрипел Курсак и дернул за миску.
Почти весь суп выплеснулся. Дробыш растерянно оглянулся, ища поддержки.
По лестнице поднимался Гайнц. Он уже заметил на площадке неопрятную брюквенную лужу.
— Что тут происходит? Untermensch![33]
Гайнц всех моряков, независимо от возраста и ранга, звал «унтерменшами».
Курсак молчал. Молчал и Дробыш.
— Ну? — повысил голос унтер.
Дробыш хмуро кивнул на Курсака:
— Он хотел взять мой суп, господин Гайнц.
Гайнц расставил ноги, заложил руку за борт френча и уставился на Курсака. Это была его любимая поза. Несколько секунд Гайнц набирал сил, потом обрушился на Ивана Федоровича со страшными ругательствами: