— Не все, Константин Илларионыч, — обрадованно подхватил Игорь. — Неужели ты думаешь?..
— Я всегда теперь об этом думаю, Игорь, — тихо сказал Чумаков. — Но падать духом не надо. В жизни случаются самые невероятные вещи. Может быть, повезет и нам… Ну, давай прощаться. Вон Вюртцель уже приглашает в «карету».
Чумаков стиснул руку Микешина. Глаза их встретились и повлажнели.
— Прощай, Игорь. Передай Ане, если что… Какие бы ни происходили события — не теряйтесь. Все равно мы победим. Фашизму не будет места на земле. Прощай.
— Прощай, Константин Илларионович. Мы еще увидимся. До свидания, друг.
Микешин не выпускал руку Чумакова. К ним уже бежал рассерженный Вюртцель.
— Шнель, шнель, Шумакофф! — закричал Вюртцель и подтолкнул Константина Илларионовича к калитке.
Замполит обернулся, кивнул головой стоявшим у проволоки интернированным и быстро направился к машине.
Игорь подошел к калитке, но часовой преградил ему путь. Микешин стоял на плацу до тех пор, пока машина не выехала из ворот. Двор опустел.
Тяжесть большой потери легла на сердце Игоря.
…Сахотин через окно наблюдал за происходящим на дворе. У него вспотели руки, а в коленях чувствовалась неприятная слабость. Вот они, последствия его беседы с «Маннергеймом». Людей увозят, может быть, на гибель. И он виновник. Вдруг все-таки как-нибудь об этом узнают? Тогда… Сахотин побледнел. Нет, не может быть. «Маннергейм» дал слово офицера сохранить все в тайне. А больше неоткуда узнать. Но проклятый документ с его подписью! Он существует. Надо надеяться, что с замполитами ничего плохого не случится. А ведь могут расстрелять… О боже…
Сахотин невидящими глазами смотрел на уже пустой двор.
— Увезли? — услышал он позади себя голос. Герман вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стоял Александров.
— А? Увезли… Ведь надо же… А? Наверняка их кто-нибудь предал. Как ты думаешь?
Александров ничего не ответил, а Сахотин, заглядывая ему в глаза, продолжал:
— К сожалению, есть и среди нас мерзавцы. Мисочку супа за красивые глаза не дают. «Маннергейм» книжечки «так» носить не будет. Как ты думаешь?
— Пошел ты к черту! Никак я не думаю, — разозлился Александров и отошел от Сахотина.
Герман облизнул губы и медленно поплелся по коридору.
4
В марте сорок пятого года начались сильные налеты на Баварию. Почти ежедневно над Риксбургом пролетали американские самолеты. С волнением прислушивался Микешин к тому, как рокотали моторы и, удаляясь, затихали. Потом гул нарастал снова — это шла следующая «волна». Над замком самолеты поворачивали на Мюнхен или Нюрнберг.
Слышались отдаленные взрывы. Ночью на горизонте виднелись зарева пожарищ. В лагере царило оживление. Рыжий Франц передавал самые отрадные вести: советские войска стремительно наступали на всех фронтах, перешли Одер и угрожали Берлину. На западе наконец был второй фронт. Конец войны приближался.